Страница:Иннокентий Анненский - Книга отражений, 1906.pdf/112

108 какому заключенію: внѣшняя, такъ сказать, зрительная сторона происходящаго передъ нами на сценѣ мнѣ не представляется особенно характерной, или, по крайней мѣрѣ, яркой. Я не могу себѣ представить, какого роста Ананій Яковлевъ, какъ онъ ходить, красивъ онъ, или нѣтъ; про Лизавету мужъ ея говорить, что она криво- рожая, а Золотиловъ находить, „ди'ѳ11е езѣ ігёз ]о1іе", Спиридоньевна внѣшнимъ своимъ видомъ сбивается для меня съ Матреной, и я никакъ себѣ не представляю ни Никона, ни бурмистра. Баринъ, должно-быть, худо- щавый, и на немъ теплый драповый сюртукъ, подальше мое воображеніе отказывается работать. Я думаю, что Писемскій представлялъ себѣ свою драму не въ краскахъ, а въ звукахъ, по крайней мѣрѣ рѣчи его являются не только типичными по отношенію къ отдѣльнымъ лицамъ, но даже чугко отражающими извѣстные моменты дѣй- ствія. Великолѣпно передаются обида, растерянность, страхъ и злоба, и при томъ всѣ эти аффекты именно въ той формѣ, въ которой они должны были выразиться въ данномъ лицѣ. Припомните, напримѣръ, сцену до- проса Матрены, эти безсознательно повторяемые: „вѣ- стимо, батюшка"... — „сударики мои",—„Господинъ бур- мистръ", вся рѣчь изъ звательныхъ словъ, изъ обра- щеній къ присутствующимъ, отсутствующимъ и вообра- жаемымъ, въ которыхъ дрожащая старуха какъ-бы ищетъ защиты. А обиженный выборный съ его фисту- лой? А вотъ—рѣчь Ананія, взбудораженнаро первымъ разговоромъ съ женой и еще не примѣнившагося къ новости своего положенія. Ананій только-что объявилъ женѣ, что „ребенокъ, значитъ, мой, и ты мнѣ пока жена честная",—и вдругъ въ дверь заглядываетъ работница: „Лизавета Ивановна, поди, мать, покорми ребенка-то грудью; а то соски никакъ не беретъ: совала, совала ему, окоченѣлъ ажио, плакамши". {Анангй Яковлевъ

вздрагиваетъ, Лизавета не трогается съ мѣста).