роткій, отрывистый звукъ, призывавшій овецъ окаменѣть на мѣстѣ, она не могла оставаться неподвижной и начинала суетиться, вмѣсто того, чтобы послѣдовать во́-время поданному Мудрой Овцой сигналу «застыть».
Нѣсколько недѣль прошло въ частыхъ тревогахъ и спасаніи жизни бѣгствомъ. Пока все шло благополучно, такъ какъ сторожевая служба была удачно налажена. По мѣрѣ того какъ приближалось лѣто, овцами стало овладевать какое-то особенное, лихорадочное безпокойство. Онѣ стояли неподвижно несколько минутъ сряду, не щипали травы, оставляли жвачку. У нихъ появились признаки плохого пищеваренія, онѣ не ложились, какъ будто чего-то ища,—сами не зная, чего. Какъ только Мудрая Овца сама почувствовала недомоганіе и отсутствіе аппетита—она сумѣла стать на высотѣ положенія. Она
роткий, отрывистый звук, призывавший овец окаменеть на месте, она не могла оставаться неподвижной и начинала суетиться, вместо того чтобы последовать вовремя поданному Мудрой Овцой сигналу «застыть».
Несколько недель прошло в частых тревогах и спасании жизни бегством. Пока всё шло благополучно, так как сторожевая служба была удачно налажена. По мере того как приближалось лето, овцами стало овладевать какое-то особенное, лихорадочное беспокойство. Они стояли неподвижно несколько минут сряду, не щипали травы, оставляли жвачку. У них появились признаки плохого пищеварения, они не ложились, как будто чего-то ища, — сами не зная, чего. Как только Мудрая Овца сама почувствовала недомогание и отсутствие аппетита, — она сумела стать на высоте положения. Она
