въ самой большой было меньше тридцати, а въ нѣкоторыхъ, какъ та, о которой я говорю, не больше трехъ-четырехъ головъ. Въ теченіе первой половины іюня старый Скотти раза два прошелся по цѣпи Овечьихъ горъ съ ружьемъ наготовѣ, потому что дичь являлась для него желанной во всякое время; но всякій разъ той или другой изъ бдительныхъ матерей удавалось увидать его издалека, и она или быстро всѣхъ уводила, или, вбирая воздухъ ноздрями особымъ отрывистымъ звукомъ, похожимъ на сопѣніе, давала товаркамъ знать, чтобы онѣ не шевелились; тогда онѣ всѣ стояли какъ изваянія и такимъ путемъ спасались, когда малейшее движеніе могло стоить имъ жизни. Какъ только врагъ скрывался изъ вида, онѣ немедленно перекочевывали въ другую часть возвышенности.
Однажды, когда онѣ огибали опушку сосноваго лѣса, онѣ почуяли незнакомый запахъ. Онѣ остановились въ недоумѣніи,
в самой большой было меньше тридцати, а в некоторых, как та, о которой я говорю, не больше трёх-четырёх голов. В течение первой половины июня старый Скотти раза два прошёлся по цепи Овечьих гор с ружьём наготове, потому что дичь являлась для него желанной во всякое время; но всякий раз той или другой из бдительных матерей удавалось увидать его издалека, и она или быстро всех уводила, или, вбирая воздух ноздрями особым отрывистым звуком, похожим на сопение, давала товаркам знать, чтобы они не шевелились; тогда они все стояли как изваяния и таким путём спасались, когда малейшее движение могло стоить им жизни. Как только враг скрывался из вида, они немедленно перекочёвывали в другую часть возвышенности.
Однажды, когда они огибали опушку соснового леса, они почуяли незнакомый запах. Они остановились в недоумении,
