лапкахъ, съ прижатыми къ тѣлу передними, такъ что на извѣстномъ разстояніи они кажутся воткнутыми въ землю колышками. Часто по вечерамъ, когда мы выводили лошадей, чтобы привязать ихъ на ночь, мы направлялись къ тарабагану, принимая его за «приколъ», и замѣчали свою ошибку только тогда, когда тарабаганъ съ вызывающимъ пискомъ исчезалъ подъ землей.
Съ перваго же дня своего появленія въ долинѣ Чинкъ твердо рѣшилъ поймать одного изъ тарабагановъ. Конечно, онъ принялся за это по обыкновенію своеобразнымъ способомъ, т.-е., начавъ дѣло не съ того конца. Ея хозяинъ объяснялъ эту черту его характера тѣмъ, что она была въ крови у собаки. Итакъ, Чинкъ начиналъ свою стойку за четверть мили отъ тарабагана. Начиналъ онъ съ того, что ползъ на животѣ около ста ярдовъ отъ кочки до кочки; когда же нервное напряженіе становилось слишкомъ сильно и возбужденіе не позволяло ему дольше ползти, онъ вска-
лапках, с прижатыми к телу передними, так что на известном расстоянии они кажутся воткнутыми в землю колышками. Часто по вечерам, когда мы выводили лошадей, чтобы привязать их на ночь, мы направлялись к тарабагану, принимая его за «прикол», и замечали свою ошибку только тогда, когда тарабаган с вызывающим писком исчезал под землёй.
С первого же дня своего появления в долине Чинк твёрдо решил поймать одного из тарабаганов. Конечно, он принялся за это по обыкновению своеобразным способом, то есть, начав дело не с того конца. Её хозяин объяснял эту черту его характера тем, что она была в крови у собаки. Итак, Чинк начинал свою стойку за четверть мили от тарабагана. Начинал он с того, что полз на животе около ста ярдов от кочки до кочки; когда же нервное напряжение становилось слишком сильно и возбуждение не позволяло ему дольше ползти, он вска-
