рыбка, а эту пѣсенку дѣти выслушали тутъ на отливѣ. И сами эти ребятишки, быть можетъ, скатились сюда на отливъ съ угора, а быть можетъ, море ихъ тутъ забыло вмѣстѣ съ рыбами.
Старый кормщикъ улыбается моему вниманію кь этимъ свободными дѣтямъ, и говоритъ:
„Кто отъ чего ро́дится, тотъ тѣмъ и занимается“.
Кое какъ мы достигаемъ берега, теперь уже ясно, что это не морскіе звѣри, а люди сидятъ на пескѣ, поджавъ ноги, почтенные бородатые люди путаютъ и распутываютъ какія-то веревочки. Наши присоединяются къ нимъ и только женки уходятъ въ деревню, вѣрно, собираются на угоръ. Мужичекъ съ ноготокъ достаетъ себѣ клубокъ пряжи, привязываетъ конецъ далеко за угломъ въ проулкѣ и начинаетъ крутить, сучить и медленно отступать.
Покрутитъ, покрутитъ и ступитъ на шагъ. А на встрѣчу ему съ другого конца отступаетъ точно такой-же мужичекъ съ ноготокъ. Когда-то встрѣтятся спинами эти смѣшные старики?
Иванушка зоветъ меня смотрѣть Марью Моревну. Мы поднимаемся на угоръ.
„Здравствуйте красавицы!“
„Добро пожаловать, молодцы!“
Дѣвушки въ парчевыхъ шубейкахъ, въ жемчужныхъ высокихъ повязкахъ плаваютъ взадъ и впередъ. Намъ съ Иванушкой за бугромъ не видно деревни, но одно только море, и кажется, будто дѣвушки вышли изъ моря.
Одна впереди, лицо бѣлое, брови соболиныя, коса тяжелая. Совсѣмъ наша южная красавица, ноченька темная, со звѣздами и мѣсяцемъ.
Эта Марья Моревна?
„Эта…“ шепчетъ Иванушка. Отецъ вонь тамъ живетъ вонъ большой домъ съ крестомъ.
„Кощей безсмертный?“ — спрашиваю я.
