— Чѣмъ чудной?
— А всѣмъ! И простъ сердцемъ, и понятіе хочешь имѣть обо всемъ. И на гармоніи играешь такъ, что душу въ тоску вгоняешь… такъ за сердце и берешь… Ты раньше чѣмъ загимался? Землей?
—Я сирота. Въ пастухахъ все жилъ.
— А гдѣ же ты грамотѣ научился?
— Самоучкой.
— Ишь вѣдь!.. И всегда такой слабосильный былъ?
— Всегда.
Такъ какъ же тебя забрали въ матросы?
— И вовсе не хотѣли брать.
— То-то я и говорю, не подходишь ты по комплекціи. По какой же причинѣ взяли?
— Баринъ нашъ очень просилъ полковника, что некрутовъ принималъ. «Возьмите», говоритъ, «онъ мнѣ ненужный!»
— Ишь вѣдь собаки! — негодующе сказалъ Егоркинъ.
— Нѣтъ, Леонтій, баринъ былъ доберъ. Мужиковъ не утѣснялъ! — заступился «Щупленькій».
— Хорошъ: «доберъ». Такого слабосильнаго и на службу… Прямо, значитъ, доканать человѣка!.. А у тебя всякій человѣкъ доберъ… Всякому оправданіе подберешь… Простъ ты очень. Тебя вотъ не пожалѣли, а ты всякаго жалѣешь… Вовсе ты чудной человѣкъ! Небойсь, по твоему и «Злющій» нашъ доберъ?
— Вовсе не доберъ, но только не отъ природы, а отъ непонятія, вотъ какъ я полагаю… И вразуми его Богъ, понятіемъ, онъ матросиковъ зря не утѣснялъ бы… Выходитъ, и его пожалѣть можно, что безъ понятія человѣкъ…
— Ну, я такого дьявола не пожалѣю… Сдѣлай ваше одолженіе!.. Изъ-за его понапрасну меня два раза драли. Да и другихъ сколько… Попадись-ка онъ когда мнѣ одинъ въ лѣсу…
— Чем чудной?
— А всем! И прост сердцем, и понятие хочешь иметь обо всем. И на гармонии играешь так, что душу в тоску вгоняешь… так за сердце и берешь… Ты раньше чем загимался? Землей?
—Я сирота. В пастухах все жил.
— А где же ты грамоте научился?
— Самоучкой.
— Ишь ведь!.. И всегда такой слабосильный был?
— Всегда.
Так какъ же тебя забрали в матросы?
— И вовсе не хотели брать.
— То-то я и говорю, не подходишь ты по комплекции. По какой же причине взяли?
— Барин наш очень просил полковника, что некрутов принимал. «Возьмите», говорит, «он мне ненужный!»
— Ишь ведь собаки! — негодующе сказал Егоркин.
— Нет, Леонтий, барин был добер. Мужиков не утеснял! — заступился Щупленький.
— Хорош: «добер». Такого слабосильного и на службу… Прямо, значит, доканать человека!.. А у тебя всякий человек добер… Всякому оправдание подберешь… Прост ты очень. Тебя вот не пожалели, а ты всякого жалеешь… Вовсе ты чудной человек! Небось, по-твоему, и Злющий наш добер?
— Вовсе не добер, но только не от природы, а от непонятия, вот как я полагаю… И вразуми его бог, понятием, он матросиков зря не утеснял бы… Выходит, и его пожалеть можно, что без понятия человек…
— Ну, я такого дьявола не пожалею… Сделай ваше одолжение!.. Из-за его понапрасну меня два раза драли. Да и других сколько… Попадись-ка он когда мне один в лесу…
