былъ мнѣ ни другомъ ни совѣтчикомъ, какъ то увѣряли нѣкоторые авторы, подкупленные французами, которые, негодуя на то, что у Екатерины Великой были Суворовъ и русскіе какъ подданные и какъ солдаты, чтобы водворить порядокъ во Франціи и во всей Европѣ, распускали о ней клевету за клеветой. Они не оставили въ покоѣ и меня, думая, что Екатерина Великая будетъ недостаточно очернена, если въ придачу они не загрязнятъ и Екатерину маленькую (я носила тоже имя Екатерины).
Фельдмаршалъ Разумовскій, человѣкъ безпечный, съ которымъ государь обходился очень дружелюбно, несмотря на это не могъ не видѣть его полной неспособности управлять имперіей и опасностей, которымъ она подвергалась. Графъ Разумовскій любилъ свою родину, насколько ему это позволяли его апатія и лѣнь. Онъ командовалъ Измайловскимъ полкомъ, гдѣ пользовался всеобщей любовью; представлялось чрезвычайно важнымъ имѣть его на нашей сторонѣ, но всѣмъ намъ казалось почти невозможнымъ склонить его на это. Онъ былъ чрезвычайно богатъ, имѣлъ всѣ чины и ордена, ненавидѣлъ какую бы то ни было дѣятельность и содрогнулся бы отъ ужаса, если бы его посвятили въ заговоръ, въ которомъ онъ долженъ былъ бы играть одну изъ главныхъ ролей.
Однако я не отступила передъ этими трудностями. Два брата Рославлевы, одинъ маіоръ, другой капитанъ Измайловскаго полка, и Ласунскій, капитанъ того же полка, имѣли большое вліяніе на графа; они каждый день бывали у него на самой дружественной ногѣ, но не надѣялись заставить его дѣйствовать въ нашемъ смыслѣ. Я посовѣтовала имъ каждый день, сперва неопредѣленно, затѣмъ и болѣе подробно, говорить ему о слухахъ, носившихся по Петербургу насчетъ готовящагося большого заговора и переворота; я разсчитывала, что онъ, конечно, не станетъ доносить объ такихъ разговорахъ; когда же нашъ планъ созрѣетъ окончательно, они откроются ему и дадутъ ему почувствовать, что и онъ завлеченъ въ заговоръ и не можетъ отступить,
