королю, котораго онъ величалъ въ кругу своихъ друзей своимъ «господиномъ».
Въ половинѣ декабря я заболѣла и пролежала нѣкоторое время въ постели; но, узнавъ, что государынѣ остается всего нѣсколько дней жизни, я 20-го декабря одѣла теплые сапоги, закуталась въ шубу и, выйдя изъ кареты, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ деревяннаго дворца на Мойкѣ, занимаемаго императрицей и императорской фамиліей, несмотря на свое недомоганіе, пошла пѣшкомъ во дворецъ и взошла по маленькой лѣстницѣ, о существованіи которой я знала черезъ людей ихъ высочествъ, съ цѣлью незамѣтно проникнуть въ столь поздній часъ въ покои великой княгини (было двѣнадцать часовъ ночи). По счастливой случайности первая камеристка ея высочества, Екатерина Ивановна, попалась мнѣ навстрѣчу въ сѣняхъ и такимъ образомъ избавила меня отъ возможныхъ непріятностей, такъ какъ я вовсе не знала внутренняго расположенія дворца и могла легко попасть въ комнаты лакеевъ Петра III, вмѣсто аппартаментовъ его супруги. Я назвала себя и сказала, что мнѣ надо видѣть великую княгиню.
— Она въ постели, — отвѣтила она.
— Все равно, — возразила я, — мнѣ непремѣнно надо съ ней поговорить.
Я съумѣла внушить ей довѣріе и она, впустивъ меня въ пріемную, пошла доложить обо мнѣ ея высочеству. Великая княгиня была крайне удивлена и не хотѣла вѣрить словамъ Екатерины Ивановны, такъ какъ знала, что я больна, и не могла себѣ представить, чтобъ я пришла пѣшкомъ, въ сильный морозъ, и рискнула проникнуть во дворецъ, гдѣ всѣ ходы и выходы были строго охраняемы.
— Впустите ее, ради Бога, — воскликнула она.
Я вошла. Великая княгиня, дѣйствительно, была въ постели; она посадила меня на кровать и отказалась меня слушать, пока я не согрѣю свои ноги.
