Я очень рада буду, чтобъ Николай Николаевичъ Новосильцевъ по многодѣліи ему препорученному могъ внять на себя главной надзоръ надъ опѣкою оставшагося послѣ нещастнаго моего сына имѣнія; онъ справедливъ, и черезъ то кредиторы будутъ удовольствованы не взирая на беспутное твое мотовство; естьли Федоръ Ивановичъ Киселевъ откажется быть опѣкуномъ, то одного Павла Александровича Рахманова довольно; ибо правительство всегда имѣетъ долгъ надзирать надъ опѣками; таковое попеченіе для справедливаго успокоенія тѣмъ паче нужно, что ты по развратному своему поведѣнію никакова довѣрія не заслуживаешъ. Я торжественно повторяю, что сынъ мой не хотѣлъ невозможнаго, то есть, усыновить побочныхъ дѣтей прижитыхъ при жизни и нынѣ еще живущей жены его; а хотѣлъ ихъ здѣлать благонравными мѣщанами съ посредственнымъ состояніемъ, каковое только при большихъ своихъ долгахъ онъ могъ имъ доставить, о чѣмъ онъ самъ мнѣ объявить велѣлъ; я также торжественно утверждаю, что онъ тебѣ ихъ ввѣрить никогда не хотѣлъ и при последней болѣзни своей просилъ пріятеля своего ихъ взять. Ты хвастаешъся, что выпросишъ у Государя, чтобъ отступя отъ закона, ниспровергнулъ таинство брака по исповѣданію нашему освященное; онъ изволитъ для твоей прихоти, и удовлетворяя твоему чванству усыновить дѣтей незаконныхъ при живой женѣ — мѣчта достойна твоего изступленія — ты обѣщаешъ имъ дать свое имѣніе, когда твое, и злощастное полученное наслѣдство обремѣнено долгами, ты хочетъ ихъ воспитывать, а ты ихъ развращаешъ, отженяя ихъ отъ матери, которая одна имѣетъ надъ ними естественное и законное право; а при первомъ параксизмѣ злости ты ихъ выкинешъ изъ окна. Я отверзала тебѣ путь къ нѣкоторому со мною сближенію; но ты отвергла все то, что здравой разсудокъ, человѣчество и христіанство, руководствуя сердцемъ моимъ тебѣ предлагали. Послѣ того свѣдала я, что облекшись въ трауръ Императорской фамиліею только носимой, ты вздумала что ты Императрица; въ церьквѣ, гдѣ тѣло нещастнаго твоего брата предъ глазами твоими должно было только возбуждать чувства печали; призывала предъ себя полицемѣйстера приказывала ему несообразное, кричала и заклинала, чтобъ племянница моя Норова и другъ мой Мавра Романовна послѣдняго христіанскаго долга не воздавали; вся церковь была потрясаема бѣшаннымъ
