сохранить приличія[1], велѣла поставить кровать моего мужа въ его уборную, смежную съ моей спальней, и мы съ мужемъ испытывали муки Тантала: не могли ни видѣть другъ друга, ни разговаривать. Я чувствовала, что мужу моему было удобнѣе въ отдѣльной комнатѣ; сама же я была слишкомъ слаба, чтобы встать и пойти къ нему украдкой, такъ что мнѣ оставалось только плакать. Но вскорѣ мы придумали средство сообщаться. Свекровь приставила ко мнѣ старушку горничную, которая сидѣла со мной по ночамъ; она служила намъ Меркуріемъ; какъ только свекровь уходила, спать, мы писали другъ другу самыя нѣжныя записки, старушка носила ихъ; ночью, когда мои мужъ спалъ, я писала ему еще съ тѣмъ, чтобы онъ утромъ просыпаясь могъ получить письмо отъ меня изъ рукъ нашего услужливаго Меркурія. Это занятіе, внушенное безграничной нѣжностью, холоднымъ разсудительнымъ людямъ, которыхъ я въ свою очередь назову безсердечными, пожалуй покажется ребячествомъ — а у меня отъ постоянныхъ слезъ и писанія по вечерамъ стали болѣть глаза. Теперь, когда прошло уже сорокъ печальныхъ лѣтъ съ тѣхъ поръ, что я потеряла обожаемаго мужа, я радуюсь тому, что поддалась этому рѣбяческому влеченію. Мой Меркурій, очевидно опасаясь за мои глаза, на третій день выдал меня свекрови, которая побранила меня и даже погрозила, но уже значительно смягчившись, отнять у меня перо и бумагу. Къ счастію для насъ всѣхъ нарывъ въ горлѣ князя лопнулъ, лихорадка спала и онъ могъ сидѣть возлѣ меня. Мое выздоровленіе затянулось, но когда мнѣ удалось набраться хоть немного силъ, мои 17 лѣтъ быстро возстановили мое здоровье.
Мы не поѣхали въ деревню, такъ какъ должны были отправиться въ Петербургъ; я была рада повидаться съ родными и очутиться въ прежней обстановкѣ, съ дѣтства
- ↑ Согласно установившемуся обычаю, родные и друзья приносили поздравленія роженицѣ.
