рять. Черезъ нѣсколько дней онъ, къ моему удовольствію, уѣхалъ въ Парижъ, а я осталась въ Брюсселѣ еще нѣкоторое время, такъ какъ мнѣ туда должны были переслать деньги.
Каждое утро мы отправлялись съ докторомъ Бюртеномъ въ окрестности города и составляли гербарій изъ растеній, не виданныхъ мною у насъ. По полученіи денегъ мы поѣхали въ Парижъ. Я остановилась только на два дня въ Лиллѣ, спѣша поскорѣй въ Парижъ, гдѣ для меня была уже нанята квартира. Я съ удовольствіемъ узнала, что Орловъ со свитой уже уѣхали, и была рада, что мой добрый старикъ Мелиссино съ женой остались въ Парижѣ. Съ невыразимой радостью я увидѣла Дидро, поцѣловавшаго меня съ той теплой сердечностью, которою отличались его отношенія къ друзьямъ. Я встрѣтила также въ г. Малербѣ, въ его сестрѣ, въ m‑me Неккеръ и другихъ старинныхъ знакомыхъ тѣ же дружескія чувства, которыми они почтили меня и въ мое первое путешествіе.
Въ это время въ Парижѣ было много русскихъ, между прочимъ графъ Салтыковъ (впослѣдствіи главнокомандующій и генералъ-губернаторъ въ Москвѣ), его жена, Самойловъ (племянникъ Потемкина) и графъ Андрей Шуваловъ съ супругой. Послѣдній жилъ въ Парижѣ уже два года, не заслуживъ ни уваженія, ни любви. Такъ какъ онъ причинилъ мнѣ, хотя и мимолетное, но мучительное безпокойство, я считаю не лишнимъ обрисовать здѣсь его характеръ. Это былъ человѣкъ большого ума, въ совершенствѣ владѣвшій французскимъ языкомъ, съ удивительной легкостью писавшій стихи, довольно образованный, знавшій хорошо въ особенности французскую литературу, самолюбивый, надменный, жестокій съ подчиненными и искательный и раболѣпный передъ высшими — наиболѣе вліятельный въ данную минуту человѣкъ всегда былъ для него божествомъ, — капризный и скорый на заключеніе; часто дѣйствовалъ онъ вопреки здравому смыслу, такъ какъ умъ его не обладалъ устойчивостью, порождающей здравое и пря-
