жать и что она желаетъ пока только осмотрѣть достопримѣчательности города, а не знакомиться съ высокопоставленными лицами, которыхъ она умѣетъ уважать и цѣнить по заслугамъ.
Всѣ 17 дней моего пребыванія въ Парижѣ были для меня крайне пріятными, такъ какъ я посвятила ихъ осмотру достопримѣчательностей, а послѣдніе 10—12 дней провела всецѣло въ обществѣ Дидро. Затѣмъ я уѣхала въ Эксъ.
Для меня былъ приготовленъ домъ маркиза Гидона. Онъ выходилъ на площадь и къ фонтанамъ. Я осталась довольна помѣщеніемъ и была рада тому, что моя пріятельница, m‑me Гамильтонъ, уже была въ Эксѣ со своимъ отцомъ архіепископомъ, съ теткой леди Райдеръ и съ братомъ. Кромѣ того тамъ были леди Карлейль съ дочерью, леди Оксфордъ и другія англійскія семьи. Такъ какъ парламентъ былъ высланъ отсюда, мы могли занять лучшіе дома, и отлично проводили свое время. Я совершенствовалась въ англійскомъ языкѣ; m‑me Гамильтонъ сопутствовала мнѣ въ моихъ поѣздкахъ въ Монпелье, Марселъ и Гьеръ и въ моей экскурсіи по королевскому каналу. Я аккуратно подучала даже свои парижскія письма, несмотря на подозрительное отношеніе правительства къ перепискѣ парижанъ съ жителями столицы Прованса, бывшей мѣстопребываніемъ парламента. Не могу умолчать о доказательствахъ довѣрія, какія далъ мнѣ Дидро въ своихъ письмахъ. Въ особенности одно изъ его писемъ, полученное мною вскорѣ по моемъ пріѣздѣ въ Эксъ, заслуживаетъ извѣстности, такъ какъ въ немъ выразилась глубина и разносторонность его ума. Оно было написано въ эпоху изгнанія парламента. Онъ описываетъ чувства, которыя должны были испытать честные умы, пружины, дѣйствовавшія въ этомъ событіи, и неминуемыя его послѣдствія и все письмо представляетъ собою пророчество послѣдующихъ событій во Франціи, не революціи, а результатовъ различныхъ конвульсивныхъ движеній, представлявшихъ изъ себя цѣлый рядъ революцій и расшатавшихъ страну, умы и основные принципы, оста-
