величаетъ въ своихъ письмахъ своимъ сыномъ, и самъ король называетъ себя также въ своихъ письмахъ къ ней.
— Но какъ же согласовать это? — спросила я.
— Мы всѣ вѣдь легкомысленны, — возразилъ Дидро, — и возрастъ въ этомъ отношеніи не имѣетъ на насъ никакого вліянія.
Я выразила Дидро свою благодарность за новое доказательство его дружбы ко мнѣ, оградившей меня отъ непріятностей, которыя я совершенно безвинно могла навлечь на себя. Рюльеръ еще два раза былъ у меня, но не былъ принятъ; вернувшись въ Петербургъ, 15 мѣсяцевъ спустя, я убѣдилась, что справедливо оцѣнила услугу Дидро; я узнала отъ одного лица (пользовавшагося довѣріемъ Ѳеодора Орлова, которому я въ прежнее время имѣла счастье оказать нѣкоторыя услуги), что послѣ моего отъѣзда изъ Парижа Дидро въ письмѣ къ ея величеству много говорилъ обо мнѣ и о моей привязанности къ императрицѣ и выразилъ мнѣніе, что вслѣдствіе моего отказа принять Рюльера вѣра въ правдивость его сочиненія была сильно поколеблена, чего десять Вольтеровъ и пятнадцать жалкихъ Дидро были бы не въ силахъ достичь. Онъ ничего не сказалъ мнѣ о своемъ намѣреніи писать объ этомъ императрицѣ и приписывать мнѣ заслугу, заключавшуюся лишь въ томъ, что я послѣдовала его совѣту. Его деликатность и дѣятельное участіе, которое онъ принималъ въ своихъ друзьяхъ, — онъ причислилъ къ нимъ и меня, — сдѣлала мнѣ его память драгоцѣнной до конца моей жизни.
Мнѣ хотѣлось видѣть Версаль, но совершенно инкогнито. Нашъ повѣренный въ дѣлахъ Хотинскій объявилъ мнѣ, что это невозможно, такъ какъ за всѣми иностранцами, пріѣзжавшими въ Парижъ, былъ установленъ строгій надзоръ, а тѣмъ болѣе за мной. Я же увѣрила его, что добьюсь своего. И дѣйствительно, я попросила Хотинскаго только, чтобы его лошади ожидали меня за предѣлами города, но не доѣзжая заставы, ведущей въ Версаль; за-
