просили пощады у побѣдоносныхъ пруссаковъ. Я спросила у нашего повѣреннаго въ дѣлахъ, Ребиндера, какъ онъ это терпитъ, но онъ отвѣтилъ, что не можетъ вмѣшиваться въ это дѣло и что графъ Алексѣй Орловъ, проѣзжая черезъ Данцигъ, останавливался въ той же гостиницѣ и сердился при видѣ этихъ картинъ.
— И онъ ихъ не купилъ, — спросила я, — и не бросилъ въ огонь? Въ сравненіи съ нимъ я очень бѣдна и не могу дѣлать такихъ ненужныхъ покупокъ: такъ какъ мои доходы и доходы моихъ дѣтей недостаточны для моего путешествія, то я оставила полномочіе на продажу моего дома въ Петербургѣ; но все-таки я это устрою!
Когда Ребиндеръ уѣхалъ, я поручила секретарю миссіи, Волчкову, и совѣтнику Штеллингу (сопутствовавшему мнѣ до Берлина, гдѣ онъ былъ прикомандированъ къ нашему посольству) купить синей, зеленой, красной и бѣлой масляной краски и послѣ ужина они оба и я, хорошенько заперевъ дверь, перекрасили мундиры на картинахъ, такъ что пруссаки, мнимые побѣдители, превратились въ русскихъ, а побѣжденныя войска — въ пруссаковъ. Мы проработали почти всю ночь; не знаю, что подумали хозяинъ и мои люди, видя, что я заперлась съ этими господами; но я была счастлива и боялась, чтобы мнѣ не помѣшали, какъ ребенокъ, дѣлающій что-нибудь запрещенное. На слѣдующій день я велѣла разложить въ этой комнатѣ мои сундуки и подъ этимъ предлогомъ не впускала ни хозяина, ни людей. Черезъ день я уѣхала изъ Данцига, но передъ отъѣздомъ показала нашему резиденту совершенную мною метаморфозу. Не знаю, что подумалъ хозяинъ, увидѣвъ, что пруссаки вдругъ проиграли обѣ битвы, но я была собой очень довольна.
Со мной путешествовали госпожа Каменская, мои дѣти и мой двоюродный братъ, Воронцовъ, атташе нашей миссіи въ Гаагѣ.
Въ Берлинѣ я пробыла два мѣсяца. Посланникомъ нашего двора былъ въ то время князь Долгоруковъ, справед-
