На голодъ жаловаться — грѣхъ;
Что хорошо поспѣлъ орѣхъ.
Что множество въ садахъ плодовъ,
А въ гнѣздахъ — выводки птенцовъ.
Ну, словомъ, шла бесѣда обо всемъ,
Что горностаю, бѣлкѣ съ муравьемъ И каждому коту услышать лестно И очень интересно.
Хитролисъ неподалеку Въ полѣ сжатомъ ночевалъ И, зарывшись въ снопъ глубоко,
Сномъ разсвѣтнымъ сладкоспал ъ.
А съ мельницы, своей тяжелой долѣ Покорствуя, шелъ осликъ Вислоуха
И несъ мѣшки. Вдругъ храпъ на сжатомъ полѣ Привлекъ его вниманіе и слухъ.
Онъ заглянулъ и видитъ — Хитролисъ.
Чего жъ звѣрки такъ близко собрались?
Иль ни одинъ изъ нихъ не чуетъ,
Что рядомъ хитрый врагъ ночуетъ?
Былъ Вислоухъ предобрый малый;
Подъ тяжестью мѣшковъ усталый,
Онъ все же закричалъ: „Эй, вы!
Не унести вамъ головы:
Тутъ Хитролисъ въ снопѣ свернулся.
Глядите, какъ бы не проснулся!“
Звѣрушки съ камня, не црощаясь,
И отъ испуга задыхаясь, — Всѣ въ разсыпную въ томъ же мигъ.
Бѣлякъ юркнулъ скорѣй въ тростникъ.
На голод жаловаться — грех;
Что хорошо поспел орех.
Что множество в садах плодов,
А в гнездах — выводки птенцов.
Ну, словом, шла беседа обо всём,
Что горностаю, белке с муравьем И каждому коту услышать лестно И очень интересно.
Хитролис неподалеку В поле сжатом ночевал И, зарывшись в сноп глубоко,
Сном рассветным сладкоспал ъ.
А с мельницы, своей тяжелой доле Покорствуя, шел ослик Вислоуха
И нес мешки. Вдруг храп на сжатом поле Привлек его внимание и слух.
Он заглянул и видит — Хитролис.
Чего ж зверки так близко собрались?
Иль ни один из них не чует,
Что рядом хитрый враг ночует?
Был Вислоух предобрый малый;
Под тяжестью мешков усталый,
Он всё же закричал: „Эй, вы!
Не унести вам головы:
Тут Хитролис в снопе свернулся.
Глядите, как бы не проснулся!“
Зверушки с камня, не црощаясь,
И от испуга задыхаясь, — Все врассыпную в том же миг.
Беляк юркнул скорей в тростник.
