Самъ Благородъ король
разстроенъ сильно былъ.
_ Такой онъ страшный ревъ,
- волнуясь, испустилъ,
л і. ѵІРV Что каждый звѣрь въ лѣсу,
какой бы ни былъ смѣлый, Весь вздрогнулъ.
Подъ рукой могучей и умѣлой Порою такъ дрожитъ послушная струна.
Ау зайченочка Пушка была полна, Отъ рева львинаго
душа такимъ испугомъ,
Что съ Пухощерстомъ онъ, спасителемъ и другомъ,
Подъ лапку, но съ трудомъ добрелъ домой съ собранья, Въ бреду дня три лежалъ, не приходя въ сознанье. Бобръ пить ему Давалъ настой изъ ягодъ сладкій,
И трое сутокъ онъ дрожалъ, какъ въ лихора;Дкѣ.
Король же Благородъ такую началъ рѣчь:
„О, дамы курицы! Повѣрьте, уберечь Я впредь-сумѣю васъ. Не стану тратить словъ.
Но сыномъ и женой поклясться я готовъ:
На Хитролиса пусть падетъ его вина,
И будетъ нѣжная Кудахта отмщена!
Сегодня же пошлю, немедля, зовъ злодѣю.
Придете вы на судъ, чтобъ видѣть, какъ умѣю
По справедливости истрого я карать
Тѣхъ, кто невинныхъ дамъ смѣлъ дерзко обижать.
И, къ Буру обратясь, закончилъ такъ король:
Сам Благород король
расстроен сильно был.
_ Такой он страшный рев,
- волнуясь, испустил,
л і. иИРV Что каждый зверь в лесу,
какой бы ни был смелый, Весь вздрогнул.
Под рукой могучей и умелой Порою так дрожит послушная струна.
Ау зайченочка Пушка была полна, От рева львиного
душа таким испугом,
Что с Пухощерстом он, спасителем и другом,
Под лапку, но с трудом добрел домой с собранья, В бреду дня три лежал, не приходя в сознанье. Бобр пить ему Давал настой из ягод сладкий,
И трое суток он дрожал, как в лихора;Дке.
Король же Благород такую начал речь:
„О, дамы курицы! Поверьте, уберечь Я впредь-сумею вас. Не стану тратить слов.
Но сыном и женой поклясться я готов:
На Хитролиса пусть падет его вина,
И будет нежная Кудахта отмщена!
Сегодня же пошлю, немедля, зов злодею.
Придете вы на суд, чтоб видеть, как умею
По справедливости истрого я карать
Тех, кто невинных дам смел дерзко обижать.
И, к Буру обратясь, закончил так король:
