На выручку ему пришла его жена:
«Какъ дурно, Хитролисъ», — промолвила она,
«Надъ тѣмъ, что мы въ бѣдѣ, — смѣяться, зубы скалить.
И огорченныхъ насъ еще насмѣшкой жалить.
Когда-бъ у насъ теперь висѣлъ окорочекъ,
Вѣдь мы бы и тебѣ отрѣзали кусокъ».
«Ахъ, тетя милая, ужасно я жалѣю:
Вамъ раньше-бъ выполнить блестящую идею,
Теперь же предстоитъ починка потолка
И не вернете вы свои окорока».
Такъ молвилъ Хитролисъ и тонко улыбался.
Тутъ понялъ Изенгринъ, что Лисъ надъ нимъ смѣялся.
И мрачно прорычалъ: «Пусть бережется воръ!
Вездѣ за нимъ слѣдить я стану съ этихъ поръ.
На выручку ему пришла его жена:
«Как дурно, Хитролис», — промолвила она,
«Над тем, что мы в беде, — смеяться, зубы скалить.
И огорчённых нас ещё насмешкой жалить.
Когда б у нас теперь висел окорочок,
Ведь мы бы и тебе отрезали кусок».
«Ах, тётя милая, ужасно я жалею:
Вам раньше б выполнить блестящую идею,
Теперь же предстоит починка потолка
И не вернёте вы свои окорока».
Так молвил Хитролис и тонко улыбался.
Тут понял Изенгрин, что Лис над ним смеялся.
И мрачно прорычал: «Пусть бережётся вор!
Везде за ним следить я стану с этих пор.