мирѣ жить... Мало ли что бываетъ, а не поднимай исторій... Не обижай людей... Не понимаю этого, Аѳанасій Петровичъ.
— Ты-то оттого и съ правилами... Дай Богъ удачи...
9.
Когда Петръ Васильевичъ вошелъ въ маленькую каюту, у двери которой стоялъ часовой, съ ружьемъ, Сойкинъ сидѣлъ на койкѣ и набрасывалъ какой-то рисунокъ.
— Ну, вотъ и я къ вамъ, батенька, посланникомъ отъ капитана... Эка карандашъ...
— Вы меня извините, Петръ Васильевичъ...
— Эхъ вы... Еще извиняетесь. Можетъ быть, мнѣ извиниться, что допустилъ... Ну... милый человѣкъ... А такъ ли не такъ ли, а вы извинитесь...
Сойкинъ перемѣнился въ лицѣ.
— Нехорошо, Степанъ Ильичъ.. Вы оскорбили и повиниться не хотите?..
— Трудно, Петръ Васильевичъ...
— Положимъ Байдаровъ не хорошо поступилъ... травилъ... пакости говорилъ. .
— Это я бы еще снесъ, Петръ Васильевичъ. Я вѣдь выносливый... Не хотѣлъ скандала... Но этого не вынесъ...
— А что жъ?
— Онъ право подлецъ... Можете себѣ представить... Онъ одну мерзость сказалъ за обѣдомъ про одну даму... А я... я... хорошо знаю эту даму... Она... она... благороднѣйшая и лучшая женщина, которую я зналъ... И онъ зналъ, что она моя хорошая знакомая, а все- таки... Вы понимаете? И вѣдь все подло лгалъ... Эта дама отвергла его... такъ онъ мнѣ мстить выдумалъ... Ну, все... все меня и заставило ударить его, Петръ
