женіе! Еще мгновеніе — и громогласное „ура“ покатилось среди народныхъ массъ по всему бульвару, прилегающимъ улицамъ и переулкамъ, а надъ ярко освѣщеннымъ городомъ уже гудѣлъ праздничный колокольный звонъ всѣхъ городскихъ церквей. Моментъ былъ въ высшей степени торжественный, поучительный!
Когда экипажъ Государя Наслѣдника, запряженный восемью лошадьми, остановился у столбовъ заставы, городничій отдалъ честь, вручилъ Его Высочеству рапортъ, затѣмъ всталъ впереди поѣзда и, крикнувъ ямщикамъ: „за мной!“, довольно медленно поѣхалъ городскимъ бульваромъ: за нимъ тронулась карета Наслѣдника и вскорѣ затѣмъ экипаж и свиты. Поѣздъ направился по бульвару, съ обѣихъ сторонъ въ четыре ряда уставленному плошками, мимо роскошно освѣщенной ротонды, на Сибирскую улицу.
Его Высочество былъ одѣтъ въ общегвардейской формѣ и сѣрой дорожной шинели. По лѣвую руку отъ него сидѣлъ генералъ-адъютантъ Кавелинъ въ такой же формѣ. Въ слѣдующихъ экипажахъ ѣхала свита Наслѣдника, которую составляли: воспитатель Цесаревича — извѣстный поэтъ Василій Андреевичъ Жуковскій, дѣйствительный статскій совѣтникъ Арсеньевъ, лейбъ-хирургъ Енохинъ, полковники Назимовъ и Юрьевичъ и молодые адъютанты Его Высочества — подпоручикъ графъ Вьельгорскій и прапорщики Паткуль и Адлербергъ.
Не къ чести тогдашней полиціи, не принявшей своевременныхъ мѣръ, надо сказать, что когда карета Наслѣдника двинулась по улицамъ Перми, то отъ многотысячной толпы, двинувшейся за поѣздомъ, поднялась такая пыль, что дышать становилось трудно, почему Его Высочество вынужденъ былъ закрыться шинелью и глубже надвинуть на лицо фуражку. Отъ цѣлой тучи пыли карету нельзя было видѣть въ разстояніи одного полуквартала. Вскорѣ же потерявъ ее изъ вида, народъ массами бросился по направленію къ каѳедральному собору Широкимъ проулкомъ. Деревянные тротуары, окаймляю-
