при бедрѣ, на широкомъ черномъ ремнѣ съ пряжкою оловянною, усы четверти въ полторы — подаетъ ему стремя. Ты кто таковъ? — Тришка, по прозванію Боровикъ, вѣрный слуга твой. — Мнѣ дядьки не надобно, сказалъ Могучанъ; меня выносило во утробѣ своей море синее, валъ гремучій пѣстовалъ на лонѣ своемъ, на рукахъ носилъ вѣтръ ревучій, а гроза и буря убаюкивали! Собирайся, Боровикъ, во походъ итти, раскланяйся на всѣ четыре стороны, ступай, ищи самъ себѣ приключеній, похожденій и судьбы! Самъ взвился и сѣлъ. Конь захрапѣлъ подъ сѣдокомъ: — терпи казакъ, атаманъ будешь, сказалъ Могучанъ, ударилъ коня пятами по крутымъ бедрамъ, свиснулъ богатырскимъ посвистомъ, опустилъ забрало рѣшетчатое и поскакалъ, только пыль столбомъ. Такъ онъ скакалъ, давъ волю коню своему, аргамаку неутомимому, отъ полночи на полдень, три дня и три ночи. Видѣлъ во снѣ
при бедре, на широком черном ремне с пряжкою оловянною, усы четверти в полторы — подает ему стремя. Ты кто таков? — Тришка, по прозванию Боровик, верный слуга твой. — Мне дядьки не надобно, сказал Могучан; меня выносило во утробе своей море синее, вал гремучий пестовал на лоне своем, на руках носил ветр ревучий, а гроза и буря убаюкивали! Собирайся, Боровик, во поход идти, раскланяйся на все четыре стороны, ступай, ищи сам себе приключений, похождений и судьбы! Сам взвился и сел. Конь захрапел под седоком: — терпи казак, атаман будешь, сказал Могучан, ударил коня пятами по крутым бедрам, свистнул богатырским посвистом, опустил забрало решетчатое и поскакал, только пыль столбом. Так он скакал, дав волю коню своему, аргамаку неутомимому, от полночи на полдень, три дня и три ночи. Видел во сне
