На утро, ни свѣтъ, ни заря, Бѣлоусъ переметная сума встаетъ раньше тетерева, садится въ ладью рыбацкую, беретъ съ собою бочку дубовую чистой отдѣлки, съ мѣдными литыми обручами; закупорена, засмолена и закрашена кругомъ, пазамъ и слѣду нѣтъ, только Богъ одинъ вѣдаетъ-знаетъ, что злодѣи думаютъ, что гадаютъ! — Ударили гребцы-молодцы, волною взлелѣянные, въ весла, выгребли на вѣтеръ, поставили парусъ волнистый бѣлокрылый, и полетѣла ладья, не поспѣетъ волна слѣдъ заливать!
Черезъ часъ мѣста Бѣлоусъ переметная сума воротился и доложилъ Князю, что дѣло сдѣлано, и травой поросло. Князь его произвелъ въ первые придворные Орѣходавы свои, приказалъ носить кафтанъ на изнанку, и дозволилъ по̀ходя спотыкаться на каждомъ шагу — знаки отличнаго благоволенія! Что городъ, то норовъ; что деревня, то обычай; что земля, то проказы!
Наутро, ни свет, ни заря, Белоус переметная сума встает раньше тетерева, садится в ладью рыбацкую, берет с собою бочку дубовую чистой отделки, с медными литыми обручами; закупорена, засмолена и закрашена кругом, пазам и следу нет, только Бог один ведает-знает, что злодеи думают, что гадают! — Ударили гребцы-молодцы, волною взлелеянные, в весла, выгребли на ветер, поставили парус волнистый белокрылый, и полетела ладья, не поспеет волна след заливать!
Через час места Белоус переметная сума воротился и доложил Князю, что дело сделано и травой поросло. Князь его произвел в первые придворные Ореходавы свои, приказал носить кафтан наизнанку, и дозволил походя спотыкаться на каждом шагу — знаки отличного благоволения! Что город, то норов; что деревня, то обычай; что земля, то проказы!
