какъ молодые зайченки, сидите и слушайте!
За полями, за лѣсами, за морями дальними, отъ нашего отечества въ разстояніи такомъ неизмѣримомъ что глазомъ не окинуть и пядью не перемѣрять, властвовалъ Князь — не скажу и имени его, для того, что онъ былъ Князь не добрый, лихой, брюзгливой, неприступный и завистливый. Онъ по жеребью сыскалъ и супругу по себѣ; придворные, шутя, звали его Сенькою, а супругу его, которая, скрывая низкій уродливый ростъ свой — ибо она была не выше Русскаго букваря, только по толще — всегда носила пресмѣшную бобровую шапку, называли запросто Шапкою; отъ чего въ послѣдствіи и произошла пословица: по Сенькѣ шапка. Жили они жили, Князь Сенька со Княгинею Шапкою, соскучились безъ дѣтища и заслали вѣдьму чалоглазую, за море за Варяжское, въ тридесятое Государство, во страну невѣдомую,
как молодые зайченки, сидите и слушайте!
За полями, за лесами, за морями дальними, от нашего отечества в расстоянии таком неизмеримом что глазом не окинуть и пядью не перемерять, властвовал Князь — не скажу и имени его, для того, что он был Князь не добрый, лихой, брюзгливой, неприступный и завистливый. Он по жеребью сыскал и супругу по себе; придворные, шутя, звали его Сенькою, а супругу его, которая, скрывая низкий уродливый рост свой — ибо она была не выше Русского букваря, только потолще — всегда носила пресмешную бобровую шапку, называли запросто Шапкою; отчего впоследствии и произошла пословица: по Сеньке шапка. Жили они жили, Князь Сенька со Княгинею Шапкою, соскучились без детища и заслали ведьму чалоглазую, за море за Варяжское, в тридесятое Государство, во страну неведомую,
