жизнь — копейка, голова — наживное дѣло! Идемъ пожить весело, умереть красно!
И гладко строгаетъ, и стружки кудрявы! подумалъ чортъ, Сидоръ Поликарповичъ. Дай, еще съ нимъ потолкую, авось, не будетъ ли поживы!
— А что, служивый, чай здѣсь житье ваше привольное, хорошее?
— Въ гостяхъ хорошо, а дома лучше, отвѣчалъ гренадеръ.
— Здѣсь дѣвушки хороши, намекнулъ чортъ.
Гренадеръ. Много хорошихъ, да милыхъ нѣтъ!
Чортъ. Хороши, да не милы! Сбыточное ли это дѣло?
Гр. У насъ, не по̀ хорошу милъ, а по̀ милу хорошъ!
Ч. Такъ что же вы милыхъ покинули, а зашли къ немилымъ?
Гр. Не пилъ бы, не ѣлъ, все на милую глядѣлъ — да слезою моря не наполнишь, кручиною поля не изъѣздишь, а супостата вашего крестомъ да мо-
жизнь — копейка, голова — наживное дело! Идем пожить весело, умереть красно!
И гладко строгает, и стружки кудрявы! подумал чёрт, Сидор Поликарпович. Дай, еще с ним потолкую, авось, не будет ли поживы!
— А что, служивый, чай здесь житье ваше привольное, хорошее?
— В гостях хорошо, а дома лучше, отвечал гренадер.
— Здесь девушки хороши, намекнул чёрт.
Гренадер. Много хороших, да милых нет!
Чёрт. Хороши, да не милы! Сбыточное ли это дело?
Гр. У нас, не по хорошу мил, а по милу хорош!
Ч. Так что же вы милых покинули, а зашли к немилым?
Гр. Не пил бы, не ел, всё на милую глядел — да слезою моря не наполнишь, кручиною поля не изъездишь, а супостата вашего крестом да мо-
