собственному завѣщанію его, отодрать три доски изъ потолка, надъ смертнымъ одромъ его, иначе мученіямъ его не было бы конца; — чудны дѣла твои Господи, дивно потворствуешь врагу твоему, попускаешь замыслы его нечестивые! Сказать ли вамъ, мои кормилицы, отъ чего покойникъ Ѳедосей сталъ знахаремъ? На канунѣ воробьиной ночи[1], продолжала она, утерши губы, собиралась, какъ и всегда въ этотъ вечеръ, буря; еще все было тихо; вдругъ вихорь отколь ни возмись, поднялъ пыль и погналъ ее по селу, по улицѣ, столбомъ; закрутились, завертѣлись былинки, какъ бѣсы тмы окромѣшной — и завылъ вѣтеръ низовой и погналъ густой столбъ противъ хода тучъ. Тутъ случись, родимые мои, сосѣдней деревни, нашего приходу, не тѣмъ будь помянутъ, старикъ, и забыла какъ прозывался, упокой Господь душеньку его,
- ↑ Осеннее равноденствіе.
собственному завещанию его, отодрать три доски из потолка, над смертным одром его, иначе мучениям его не было бы конца; — чудны дела твои Господи, дивно потворствуешь врагу твоему, попускаешь замыслы его нечестивые! Сказать ли вам, мои кормилицы, отчего покойник Федосей стал знахарем? Накануне воробьиной ночи[1], продолжала она, утерши губы, собиралась, как и всегда в этот вечер, буря; еще всё было тихо; вдруг вихорь отколь ни возмись, поднял пыль и погнал ее по селу, по улице, столбом; закрутились, завертелись былинки, как бесы тмы окромешной — и завыл ветер низовой и погнал густой столб против хода туч. Тут случись, родимые мои, соседней деревни, нашего приходу, не тем будь помянут, старик, и забыла как прозывался, упокой Господь душеньку его,
- ↑ Осеннее равноденствие.
