на самой на макушкѣ виситъ клѣтка воздушная, изъ проволоки невидимки; — а проволока та свита изъ однихъ чистыхъ поцѣлуевъ дѣвственныхъ, переплетена лучами взоровъ очей карихъ и голубыхъ — въ той клѣткѣ сидитъ-порхаетъ малиновка-узникъ, въ плѣну безсрочномъ горюетъ. Высвободилъ Могучанъ Царевичъ, не плѣняся пѣснями райскими, сладостными, усыпительными, малиновку заключенницу изъ плѣна завѣтнаго, безсрочнаго; малиновка взвилася на крылышкахъ яхонтовыхъ, перекинулась красною дѣвою, и исчезла въ синемъ морѣ неба вѣчнаго. Грянулъ громъ и замокъ зачарованный, семибашенный, со всѣми причудами своими, исчезъ какъ не бывалъ; и среди поля чистаго остался одинъ Царевичъ съ думою своею.
Ты ли суженая поманила мнѣ,
Бытіемъ не земнымъ повѣяла?
Ты ль на ясную душу молодца
Развеселую, разудалую,
на самой на макушке висит клетка воздушная, из проволоки невидимки; — а проволока та свита из одних чистых поцелуев девственных, переплетена лучами взоров очей карих и голубых — в той клетке сидит-порхает малиновка-узник, в плену бессрочном горюет. Высвободил Могучан Царевич, не пленяся песнями райскими, сладостными, усыпительными, малиновку заключенницу из плена заветного, бессрочного; малиновка взвилася на крылышках яхонтовых, перекинулась красною девою и исчезла в синем море неба вечного. Грянул гром и замок зачарованный, семибашенный, со всеми причудами своими, исчез как не бывал; и среди поля чистого остался один Царевич с думою своею.
Ты ли суженая поманила мне,
Бытием неземным повеяла?
Ты ль на ясную душу молодца
Развеселую, разудалую,