а Розалія, сильно взволнованная, помогала ей. Когда же бѣлье, платья и всѣ принадлежности туалета были размѣщены по мѣстамъ, молодая горничная вышла, а Жанна усѣлась отдохнуть. Она задавала себѣ вопросъ, что она теперь будетъ дѣлать, искала занятій для ума, работы для рукъ. Ей не хотѣлось спускаться въ залу къ дремлющей матери, и она начала мечтать о прогулкѣ; но деревня казалась до того скучной, что однимъ видомъ своимъ нагоняла уныніе.
Тогда она замѣтила, что ей нечего дѣлать ни теперь, ни въ будущемъ. Всю свою молодость въ монастырѣ она провела въ мечтахъ о будущемъ. Постоянная смѣна надеждъ наполняла все ея время, такъ что она не замѣчала его теченія. Потомъ, по выходѣ изъ суроваго убѣжища, гдѣ впервые зародились ея мечты, жажда любви ея была тотчасъ нее удовлетворена. Она встрѣтила желаннаго человѣка, полюбила его, черезъ нѣсколько недѣль вышла замужъ, и онъ увлекъ ее въ свои объятія, не давъ ей ни о чемъ подумать.
Но вотъ праздничная дѣйствительность первыхъ дней становится будничной и гонитъ прочь неопредѣленныя надежды, прекрасныя мечты о неизвѣстномъ. Да, ждать уже нечего. И дѣлать нечего — ни сегодня, ни завтра, никогда.
Она смутно чувствовала зто по пробудившемуся разочарованію, по охлажденію своихъ мечтаній.
Она встала и прислонила лобъ къ холодному стеклу окна. Посмотрѣвъ на небо съ его черными облаками, она рѣшилась выйти.
Та ли эта деревня, та ли трава, тѣ ли деревья, какія были въ маѣ? Что сталось съ веселостью освѣщенныхъ листьевъ, съ поэзіей зеленаго луга съ его одуванчиками, макомъ и блестящими маргаритками, съ его порхающими, фантастическими желтыми бабочками, какъ бы навязанными на
