но не истасканныхъ и безъ отпечатка усталости и жизненныхъ треволненій.
Какой красивый ротъ и какіе прекрасные зубы! Но она какъ будто не смѣла улыбаться.
И вдругъ я сравнилъ ее съ мадамъ Шанталь. Конечно, мі-ль Перль была лучше во сто разъ, тоньше, благороднѣе, достойнѣе. Я былъ пораженъ моими наблюденіями. Намъ наливали шампанское. Я протянулъ свой стаканъ къ королевѣ и въ изысканныхъ привѣтственныхъ выраженіяхъ пожелалъ ей здоровья. Она готова была спрятать лицо въ салфетку; когда же она обмокнула губы въ свѣтлое вино, всѣ закричали: „Королева пьетъ! королева пьетъ!“ Она покраснѣла и поперхнулась. Всѣ смѣялись, и я замѣтилъ, что ее очень любили въ этомъ домѣ.
Послѣ обѣда Шанталь взялъ меня подъ руку. Настало время, когда онъ, какъ бы священнодѣйствуя, выкуривалъ свою сигару. Если онъ былъ одинъ, то выходилъ курить на улицу, а при гостяхъ отправлялся въ билліардную и тамъ курилъ, играя. Въ этотъ вечеръ въ билліардной былъ даже разведенъ огонь по случаю праздника; мой старый пріятель взялъ кій, заботливо натеръ его мѣломъ и сказалъ:
— Тебѣ начинать, дружокъ!
Несмотря на мои двадцать пять лѣтъ, онъ говорилъ мнѣ ты, такъ какъ зналъ меня съ дѣтства.
Я началъ партію, сдѣлалъ нѣсколько удачныхъ и неудачныхъ карамболей, но такъ какъ мысль о м-ль Перль бродила у меня въ головѣ, я вдругъ спросилъ его:
— Скажите пожалуйста, м-сье Шанталь, м-ль Перль ваша родственница?
