Она ушла, послушная и побѣжденная, и онъ никогда больше не видалъ ее.
Уѣхалъ и онъ въ свою очередь. Направляясь на югъ къ солнцу, онъ остановился въ деревнѣ, расположенной въ долинѣ, на берегу Средиземнаго моря. Ему понравилась гостиница, выходившая окнами на море; онъ занялъ въ ней комнату, въ которой и остался. Онъ прожилъ въ ней полтора года въ тоскѣ, въ отчаяніи, въ полнѣйшемъ одиночествѣ, съ мучительными воспоминаніями о вѣроломной женщинѣ, объ ея обаяніи, красотѣ, о ея несознаваемомъ очарованіи, сожалѣя объ отсутствіи ея и ея ласкъ.
Онъ блуждалъ по окрестнымъ долинамъ, скрывая отъ просвѣчивающаго сквозь сѣроватые листья маслинъ солнца свою бѣдную, больную голову, одержимую неотступною мыслью.
И вотъ его прежніе религіозные взгляды и нѣсколько остывшій жаръ прежней вѣры незамѣтно вернулись въ его сердце въ этомъ печальномъ уединеніи. Религія, казавшаяся ему когда-то убѣжищемъ въ невѣдомой еще жизни, являлась теперь убѣжищемъ въ жизни обманчивой, мучительной. У него сохранилась привычка молитвы. Къ ней-то онъ и прибѣгнулъ въ своемъ горѣ, и часто въ сумерки преклонялъ колѣни въ полутемной церкви, гдѣ только въ глубинѣ хоровъ свѣтился огонекъ лампады — священный хранитель храма, символъ присутствія Божества.
Онъ ввѣрилъ свое горе Богу, своему Богу и повѣдалъ Ему всю свою муку. Онъ просилъ Его совѣта, состраданія, помощи, покровительства, утѣшенія, и молитва его становилась съ каждымъ днемъ усерднѣе и сердечнѣе.
Его разбитое сердце, измученное любовью къ женщинѣ, еще все оставалось открытымъ, трепещущимъ, жаждущимъ ласки, привязанности, и мало-по-малу, благодаря молитвѣ и отшельнической жизни, все возраставшей набожности и
