Въ одно прекрасное утро какой-то дурно одѣтый старикъ на ломаномъ французскомъ языкѣ попросилъ доложить о себѣ виконтессѣ. Послѣ долгихъ церемонныхъ поклоновъ онъ досталъ изъ кармана загрязненный портфель и, вынувъ изъ него засаленную бумажку, подалъ ее Жаннѣ, говоря:
— Вотъ небольшая бумажка для васъ.
Она прочла, перечла ее, посмотрѣла на еврея, перечла еще разъ и спросила:
— Что же это значитъ?
Человѣкъ рабски почтительнымъ тономъ объяснилъ:
— А вотъ что: вашему сыну нужно было немного денегъ, а такъ какъ я зналъ, что вы добрая мать, то и ссудилъ его нужною суммой.
Она дрожала.
— Почему же онъ не попросилъ ихъ у меня?
Еврей пространно объяснилъ, что долгъ былъ картежный, который нужно было уплатить на слѣдующій же день до полудня, что Поль еще несовершеннолѣтній и ему никто бы гроша не повѣрилъ, что „честь его была бы компрометирована“, если бы онъ, еврей, не оказалъ маленькой услуги молодому человѣку.
Жанна хотѣла позвать барона, но она не могла двинуться съ мѣста,— до такой степени волненіе парализовало ее.
Наконецъ, она сказала ростовщику:
— Будьте любезны, позвоните.
Онъ колебался, опасаясь ловушки.
— Если стѣсняю васъ, то приду въ другой разъ,—сказалъ онъ.
Она отрицательно покачала головой. Онъ позвонилъ, и они молча стали ждать, сидя другъ противъ друга.
Баронъ тотчасъ же понялъ настоящее положеніе вещей.
