про- было сыростью. Мама откинулась головой на спинку кареты и закрыла глаза. Баронъ угрюмо смотрѣлъ на однообразныя поля, залитыя дождемъ. Розалія, придерживая на колѣняхъ узелъ, мечтала животной мечтательностью, свойственною рабочему народу. Но Жанна, подъ этимъ безпрерывнымъ потокомъ, какъ бы ожила, подобно растенію, выставленному, наконецъ, изъ запертой комнаты на свѣжій воздухъ, и слой ея радости, подобно листвѣ, защищалъ ея сердце отъ печали. Она молчала, но ей хотѣлось пѣть, высунуть изъ окна руку, набрать воды и выпить ее; ее радовалъ быстрый бѣгъ лошадей и печальныя деревенскія картины и сознаніе, что, находясь среди наводненія, она защищена отъ него.
А подъ неистовымъ дождемъ отъ блестящихъ спинъ лошадей клубами валилъ густой паръ.
Баронесса мало-по-малу задремала. Ея лицо, окаймленное шестью правильными буклями колыхающихся волосъ, постепенно опускалось, поддерживаемое тремя жирными волнами шеи, послѣдніе извивы которой терялись въ полномъ морѣ ея груди. Голова, приподнимавшаяся при каждомъ дыханіи опускалась затѣмъ опять; щеки надувались, а изъ ея полураскрытыхъ губъ вылеталъ звучный храпъ.
Мужъ наклонился и бережно положилъ маленькій кожанный портфель въ ея руки, скрещенныя на толстомъ, животѣ.
Это прикосновеніе пробудило ее, и она взглянула на предметъ растеряннымъ, глупымъ взглядомъ. Портфель упалъ и раскрылся. Золото и банковые билеты разсыпались по каретѣ. Она совсѣмъ проснулась, а веселость ея дочери разразилось взрывами смѣха.
Баронъ собралъ деньги и положилъ ихъ ей на колѣни.
— Вотъ, милый другъ,—сказалъ онъ,—все, что намъ оста-
