и сантиментальнаго поклоненія, точно возвратъ на это мѣсто могъ что-нибудь измѣнить въ теченіи ея жизни.
Жюльенъ ушелъ съ разсвѣта, а куда—она не знала. Она велѣла осѣдлать себѣ маленькую бѣлую лошадь Мартеновъ, на которой иногда ѣздила, и отправилась.
Это былъ одинъ изъ тѣхъ тихихъ дней, когда нѣтъ шелеста ни травы, ни листьевъ и все будто замерло на вѣки, даже самый вѣтеръ. Насѣкомыя какъ будто исчезли.
Солнце золотистою дымкой незамѣтно изливало на землю свой царственный и знойный покой, и Жанна, ѣхала шагомъ на своей лошадкѣ, убаюканная и счастливая. Время отъ времени она поднимала вверхъ глаза, чтобы полюбоваться, посмотрѣть на маленькое бѣлое облачко, пышное, точно растрепанная вата, клубъ висѣвшаго въ воздухѣ пара, забытаго, оставшагося въ вышинѣ среди голубого неба.
Она направилась по равнинѣ, простиравшейся къ морю, между арками огромныхъ утесовъ, называемыхъ воротами Этрета, и тихонько подъѣхала къ лѣсу. Искры свѣта сыпались сквозь мелкую зелень деревьевъ. Она отыскивала то мѣсто и не находила его, блуждая по маленькимъ тропинкамъ.
И вдругъ, пересѣкая длинную просѣку, она замѣтила двухъ осѣдланныхъ лошадей, привязанныхъ къ дереву и которыхъ она тотчасъ же узнала: это были лошади Жильберты и Жюльена. Одиночество начинало ее тяготить, она обрадовалась этой неожиданной встрѣчѣ и поѣхала рысью.
Подъѣхавъ къ двумъ терпѣливымъ животнымъ, привыкшимъ уже, казалось, къ подобнымъ долгимъ ожиданіямъ, она окликнула. Никто не отвѣчалъ.
Женская перчатка и два хлыста лежали на смятой травѣ. Значитъ, они сидѣли здѣсь, а потомъ ушли, оставивъ своихъ лошадей.
