35 Въ грудь скальда молодого метнулъ своимъ копьёмъ —
Изъ сердца, вмѣсто пѣсень, кровь брызнула ключомъ.
Бѣжитъ толпа подъ гнётомъ зловѣщаго испуга…
Пѣвецъ угасъ въ объятьяхъ наставника и друга;
Старикъ плащомъ широкимъ окуталъ мертвеца
40 И съ ношей драгоцѣнной поѣхалъ изъ дворца.
Но у воротъ высокихъ, сдержавъ коня и въ руки
Взявъ лиру, гдѣ таились такіе диво-звуки,
О мраморъ колоннады старикъ её разбилъ
И воздухъ изступлённымъ проклятьемъ оглушилъ:
45 «Будь проклятъ гордый замокъ! Въ твоихъ стѣнахъ надменныхъ
Пусть смолкнутъ звуки лиры и пѣсень вдохновенныхъ —
И только вопли, стоны пускай терзаютъ слухъ,
Пока тебя не сломитъ кровавой мести духъ!
«Будь проклятъ садъ роскошный съ душистыми цвѣтами,
50 И пѣньемъ птицъ волшебныхъ и свѣжими ключами!
Стань дикою пустыней, изсохни, пропади,
Какъ этотъ трупъ, лежащій на старческой груди!»
Старикъ воззвалъ — и небо услышало моленье:
Лежитъ надменный замокъ во прахѣ, въ запустѣньи;
55 Одна колонна только о прошломъ говоритъ,
И та ужъ, покачнувшись, паденіемъ грозитъ.
А тамъ, гдѣ красовались сады въ сіяньи мая,
Раскинулась пустыня песчаная, нѣмая;
Тирана злое имя забыто: до конца
60 Исполнилось ужасное проклятіе пѣвца.
Былъ удалецъ и отважный наѣздникъ Роллонъ:
Съ шайкой своей по дорогамъ разбойничалъ онъ.
Разъ, запоздавъ, онъ въ лѣсу на усталомъ конѣ
Ѣхалъ — и видитъ, часовня стоитъ въ сторонѣ.
5 Лѣсъ былъ дремучій и былъ ужъ полуночный часъ;
Было темно, такъ темно, что хоть выколи глазъ;
Только въ часовнѣ лампада горѣла одна:
Блѣдно сквозь узкія окна свѣтила она.
«Рано ещё на добычу», подумалъ Роллонъ,
10 «Здѣсь отдохну» — и въ часовню пустынную онъ
Входитъ. Въ часовнѣ, онъ видитъ, гробница стоитъ;
Трепетно, тускло надъ нею лампада горитъ.
