7) Однако Гомеръ излагаетъ не только то, что близко къ намъ, какъ говорить Эратосѳенъ, и что существуетъ среди Эллиновъ, но съ такою же точностью онъ говорить о многихъ предметахъ отдаленныхъ народовъ, и даже съ большею точностью, чѣмъ послѣдующіе поэты, излагавшіе миѳы. Онъ говорить не о чудесахъ исключительно, но сообщаеть и полезныя знанія, облекая ихъ въ аллегорическую форму, украшая рѣчь или направляя людей, какъ въ прочихъ разсказахъ, такъ въ особенности въ повѣсти о странствованіяхъ Одиссея. Относительно этихъ повѣствованій Эратосеенъ сильно заблуждается, называя и толкователей ихъ и самого поэта болтунами, что заслуживаетъ подробнѣйшаго разбора.
8) Сначала мы замѣтимъ, что не одни поэты занимались миѳами, но гораздо прежде пользовались ими правители государствъ и законодатели для достиженія полезныхъ цѣлей, такъ какъ было обращено вниманіе на естественную наклонность человѣка, одареннаго разумомъ животнаго. Человѣкъ любознателенъ, и любовь его къ сказкамъ представляетъ первую ступень любознательности; вотъ почему дѣти начинаютъ слушаньемъ сказокъ и потомъ все болѣе и болѣе участвуютъ въ разговорахъ объ нихъ. Причина этого въ томъ, что сказка представляетъ изложеніе чего-нибудь новаго; она повѣствуетъ не о дѣйствительномъ, но о чемъ-либо отличномъ отъ дѣйствительности; а пріятно для насъ то, что ново, чего мы не знали прежде; это самое свойство и дѣлаетъ насъ любознательными. Если присоединяется что нибудь чудесное, удивительное, то оно увеличиваетъ наше удовольствіе, которое составляетъ прелесть познанія. Въ началѣ необходимо обращаться къ подобнымъ пріятнымъ приправамъ; потомъ, когда дитя выростетъ, нужно вести его къ познанію дѣйствительныхъ вещей, потому что разсудокъ окрѣпъ и не нуждается болѣе въ забавѣ. Всакій невѣжда, непросвѣщенный есть нѣкоторымъ образомъ дитя и точно также любитъ сказки, что замѣчается и у людей недостаточно образованныхъ, у которыхъ разсудокъ не окрѣпъ; къ этому присоединяется еще привычка съ из дѣтства. Но такъ какъ чудесное въ сказкахъ есть не только пріятное, но и страшное, то можно пользоваться обоими видами и для дѣтей и для взрослыхъ, именно пріятные разсказы мы предлагаемъ дѣтямъ для обращенія ихъ къ добру, а страшные для отвращенія отъ дурнаго. Этого рода сказки слѣдующія: Ламія, Горго, Эфіальтъ, Мормолеке. Большая часть жителей государствъ побуждается къ хорошему пріятными сказками, когда слушаютъ поэтовъ, излагающихъ баснословные знаменитые подвиги героевъ, напр. дѣянія Геракла или Ѳезея, а также почести, снисканныя ими отъ боговъ, или же они видятъ рисунки, статуи, изображенія изъ глины, которыя означаютъ какое нибудь миѳическое событіе. Тѣ же самые люди отвращаются отъ пороковъ, когда они слышать о наказаніяхъ отъ боговъ, объ ужасахъ и угрозахъ, все это въ рѣчахъ или какихъ-нибудь страшныхъ фигурахъ. Женщинъ и
7) Однако Гомер излагает не только то, что близко к нам, как говорить Эратосфен, и что существует среди Эллинов, но с такою же точностью он говорить о многих предметах отдаленных народов, и даже с большею точностью, чем последующие поэты, излагавшие мифы. Он говорить не о чудесах исключительно, но сообщаеть и полезные знания, облекая их в аллегорическую форму, украшая речь или направляя людей, как в прочих рассказах, так в особенности в повести о странствованиях Одиссея. Относительно этих повествований Эратосеен сильно заблуждается, называя и толкователей их и самого поэта болтунами, что заслуживает подробнейшего разбора.
8) Сначала мы заметим, что не одни поэты занимались мифами, но гораздо прежде пользовались ими правители государств и законодатели для достижения полезных целей, так как было обращено внимание на естественную наклонность человека, одаренного разумом животного. Человек любознателен, и любовь его к сказкам представляет первую ступень любознательности; вот почему дети начинают слушаньем сказок и потом всё более и более участвуют в разговорах об них. Причина этого в том, что сказка представляет изложение чего-нибудь нового; она повествует не о действительном, но о чём-либо отличном от действительности; а приятно для нас то, что ново, чего мы не знали прежде; это самое свойство и делает нас любознательными. Если присоединяется что-нибудь чудесное, удивительное, то оно увеличивает наше удовольствие, которое составляет прелесть познания. В начале необходимо обращаться к подобным приятным приправам; потом, когда дитя вырастет, нужно вести его к познанию действительных вещей, потому что рассудок окреп и не нуждается более в забаве. Всякий невежда, непросвещенный есть некоторым образом дитя и точно также любит сказки, что замечается и у людей недостаточно образованных, у которых рассудок не окреп; к этому присоединяется еще привычка с из детства. Но так как чудесное в сказках есть не только приятное, но и страшное, то можно пользоваться обоими видами и для детей и для взрослых, именно приятные рассказы мы предлагаем детям для обращения их к добру, а страшные для отвращения от дурного. Этого рода сказки следующие: Ламия, Горго, Эфиальт, Мормолеке. Большая часть жителей государств побуждается к хорошему приятными сказками, когда слушают поэтов, излагающих баснословные знаменитые подвиги героев, напр. деяния Геракла или Фезея, а также почести, снисканные ими от богов, или же они видят рисунки, статуи, изображения из глины, которые означают какое нибудь мифическое событие. Те же самые люди отвращаются от пороков, когда они слышать о наказаниях от богов, об ужасах и угрозах, всё это в речах или каких-нибудь страшных фигурах. Женщин и
