это отношеніе, но отношеніе есть отрицаніе собственной самостоятельности, и, можно сказать, вещь погибаетъ отъ своего существеннаго свойства.
Необходимость для сознанія убѣдиться на опытѣ, что вещь погибаетъ отъ опредѣленности, составляющей ея сущность и ея бытіе для себя, можетъ быть разсмотрѣна вкратцѣ на простомъ понятіи. Вещь установлена, какъ бытіе для себя, т.-е. какъ абсолютное отрицаніе всякаго инобытія, слѣдовательно, какъ абсолютное отрицаніе, относящееся къ себѣ; но отрицаніе, относящееся къ себѣ, есть снятіе себя самого, это значитъ, что она имѣетъ свою сущность въ другомъ.
Въ дѣйствительности опредѣленіе предмета, какимъ онъ оказался, и не содержитъ ничего другого; онъ долженъ имѣть въ себѣ существенное свойство, составляющее его простое бытіе для себя, но при этой простотѣ онъ долженъ имѣть также и различіе, которое хотя и должно быть необходимымъ, однако не составляетъ существенной опредѣленности. Но это различіе заключается еще только въ словахъ; несущественное, которое, вмѣстѣ съ тѣмъ, должно быть’ необходимымъ, само снимаетъ себя, т.-е. представляетъ собою то, что только что было названо отрицаніемъ себя самого.
Слѣдовательно, отпадаетъ послѣднее "если", которое раздѣляло бытіе для себя и бытіе для другого; предметъ скорѣе въ одномъ и томъ же отношеніи представляетъ собою противоположность себѣ самому: онъ есть бытіе для себя, если онъ существуетъ для другого, и онъ есть бытіе для другого, если онъ существуетъ для себя. Предметъ существуетъ для себя, рефлектируетъ въ себя, т.-е. есть единое; но это существующее для себя, въ себя рефлектированное бытіе единаго находится въ единствѣ со своею противоположностью, бытіемъ для другого, и потому утверждается только какъ снятое; т.-е. это бытіе для себя такъ же несущественно, какъ и то, что должно быть несущественнымъ, именно, отношеніе къ другому.
Благодаря этому предметъ снимается въ своихъ чистыхъ опредѣленностяхъ, т.-е. въ опредѣленностяхъ, которыя должны составлять его существенность, подобно тому, какъ онъ былъ снятъ въ своемъ чувственномъ бытіи. Изъ чувственнаго бытія предметъ выходитъ какъ всеобщее, но это всеобщее, выйдя изъ чувственнаго, по существу обусловлено имъ и поэтому не является вообще по истинѣ равной себѣ всеобщностью, но лишь такой, которая находится подъ воздѣйствіемъ противоположности и поэтому раздѣляется на два крайнихъ члена: единичность и всеобщность, единство свойствъ и "также" свободныхъ матерій. Эти чистыя опредѣленности, повидимому, образуютъ саму существенность, но въ дѣйствительности он ѣ представляютъ собою только бытіе для себя, которое связано съ бытіемъ для другого; по такъ какъ оба по существу находятся въ единствѣ, то теперь имѣется налицо безусловная абсолютная всеобщность, и сознаніе здѣсь дѣйствительно вступаетъ впервые въ царство разсудка.
Такимъ образомъ, чувственная единичность пропадаетъ въ діалектическомъ движеніи непосредственной достовѣрности и становится всеобщностью, однако только чувственной всеобщностью. Мнѣніе пропало, и воспріятіе беретъ предметъ въ такомъ видѣ, какъ онъ существуетъ въ себѣ, т.-е. какъ всеобщее вообще; единичность поэтому выступаетъ въ немъ, какъ истинная единичность, какъ бытіе въ себѣ единаго или какъ рефлектированность въ себя самого. Но она есть еще обусло
это отношение, но отношение есть отрицание собственной самостоятельности, и, можно сказать, вещь погибает от своего существенного свойства.
Необходимость для сознания убедиться на опыте, что вещь погибает от определенности, составляющей её сущность и её бытие для себя, может быть рассмотрена вкратце на простом понятии. Вещь установлена, как бытие для себя, т. е. как абсолютное отрицание всякого инобытия, следовательно, как абсолютное отрицание, относящееся к себе; но отрицание, относящееся к себе, есть снятие себя самого, это значит, что она имеет свою сущность в другом.
В действительности определение предмета, каким он оказался, и не содержит ничего другого; он должен иметь в себе существенное свойство, составляющее его простое бытие для себя, но при этой простоте он должен иметь также и различие, которое хотя и должно быть необходимым, однако не составляет существенной определенности. Но это различие заключается еще только в словах; несущественное, которое, вместе с тем, должно быть’ необходимым, само снимает себя, т. е. представляет собою то, что только что было названо отрицанием себя самого.
Следовательно, отпадает последнее "если", которое разделяло бытие для себя и бытие для другого; предмет скорее в одном и том же отношении представляет собою противоположность себе самому: он есть бытие для себя, если он существует для другого, и он есть бытие для другого, если он существует для себя. Предмет существует для себя, рефлектирует в себя, т. е. есть единое; но это существующее для себя, в себя рефлектированное бытие единого находится в единстве со своею противоположностью, бытием для другого, и потому утверждается только как снятое; т. е. это бытие для себя так же несущественно, как и то, что должно быть несущественным, именно, отношение к другому.
Благодаря этому предмет снимается в своих чистых определенностях, т. е. в определенностях, которые должны составлять его существенность, подобно тому, как он был снят в своем чувственном бытии. Из чувственного бытия предмет выходит как всеобщее, но это всеобщее, выйдя из чувственного, по существу обусловлено им и поэтому не является вообще по истине равной себе всеобщностью, но лишь такой, которая находится под воздействием противоположности и поэтому разделяется на два крайних члена: единичность и всеобщность, единство свойств и "также" свободных материй. Эти чистые определенности, по-видимому, образуют саму существенность, но в действительности он е представляют собою только бытие для себя, которое связано с бытием для другого; по так как оба по существу находятся в единстве, то теперь имеется налицо безусловная абсолютная всеобщность, и сознание здесь действительно вступает впервые в царство рассудка.
Таким образом, чувственная единичность пропадает в диалектическом движении непосредственной достоверности и становится всеобщностью, однако только чувственной всеобщностью. Мнение пропало, и восприятие берет предмет в таком виде, как он существует в себе, т. е. как всеобщее вообще; единичность поэтому выступает в нём, как истинная единичность, как бытие в себе единого или как рефлектированность в себя самого. Но она есть еще обусло
