принципъ тайно вредитъ и управляетъ ею *), тогда непосредственнѣе открывается контрастъ всеобщаго, какъ теоріи, и того, о чемъ идетъ дѣло на практикѣ, — полное освобожденіе цѣлей непосредственной единичности отъ общаго порядка и посмѣяніе ея надъ нимъ.
[(ß) Несущественность отвлеченной индивидуальности божественнаго]. Разумное мышленіе похищаетъ божественную сущность изъ ея случайной формы и, въ противоположность не схваченной въ понятіи мудрости хора, которая высказываетъ различныя нравственныя изреченія и придаетъ значеніе множеству законовъ и опредѣленныхъ понятій долга и права, подымаетъ ихъ до простыхъ идей прекраснаго и добраго. Движеніе этой абстракціи есть сознаніе діалектики, принадлежащей этимъ максимамъ и законамъ, и потому сознаніе исчезновенія абсолютной значимости, которой онѣ сначала обладали. Когда исчезаетъ случайное опредѣленіе и поверхностная индивидуальность, которую представленіе даетъ божественнымъ сущностямъ, онѣ съ природной стороны представляютъ собою лишь обнаженное, непосредственное наличное бытіе, онѣ суть облака, такой же исчезающій дымъ, какъ и тѣ представленія 2). Сдѣлавшись, но .своей мыслимой существенности, простыми мыслями о прекрасномъ и добромъ, эти формы позволяютъ наполнить себя любымъ содержаніемъ. Сила діалектическаго знанія сообщаетъ поведенію, преслѣдующему удовольствіе, опредѣленные законы и максимы, легкомыслію совращенной юности она придаетъ цѣнность, а боязливой и заботливой старости, сосредоточившейся на мелочахъ жизни, она даетъ въ руки оружіе для обмана. Листыя мысли о прекрасномъ и добромъ являютъ комическое зрѣлище того, какъ посредствомъ освобожденія отъ мнѣнія, заключающаго въ себѣ, съ одной стороны, ихъ опредѣленность, какъ содержаніе, съ другой стороны, ихъ абсолютную опредѣленность, т.-е. стойкость сознанія, эти мысли становятся пустыми и поэтому игрой мнѣніи и прихоти случайной индивидуальности.
[(у) Единичная самость, сознающая сама себя какъ абсолютную сущность]. Такимъ образомъ, прежде безсознательный рокъ, оторванный отъ самосознанія и состоящій въ пустомъ покоѣ и забвеніи, здѣсь соединенъ съ самосознаніемъ. Единичная самость есть отрицательная сила, черезъ которую и въ которой исчезаютъ боги, какъ и ихъ моменты, т.-е. наличная природа и ея мыслимыя опредѣленія. Вмѣстѣ съ тѣмъ, она не есть пустота исчезновенія, но сохраняетъ себя въ самомъ этомъ ничтожествѣ, находится сама при себѣ и есть единственная дѣйствительность. Художественная религія завершилась въ единичной самости и въ ней совершенно вернулась въ себя. Благодаря тому, что единичное сознаніе въ своей собственной достовѣрности представляется этой абсолютною силой, послѣдняя утратила форму представленія, чего-то отдѣленнаго вообще отъ сознанія и чуждаго ему, какъ это случилось и со статуей, съ живой прекрасной тѣлесностью или съ содержаніемъ эпоса, съ силами и личностями трагедіи. — Равнымъ образомъ, единство не есть безсознательное единство культа и мистерій, но собственная самость актера совпадаетъ съ его личностью, такъ же какъ и зритель, вполнѣ освоившійся съ тѣмъ, что ему представляютъ, видитъ себя участвующимъ въ игрѣ. Это самосознаніе созерцаетъ въ
9 "Всадники" Аристофана. 9 "Облака" Аристофава.
Феноменологія духа.
22
принцип тайно вредит и управляет ею *), тогда непосредственнее открывается контраст всеобщего, как теории, и того, о чём идет дело на практике, — полное освобождение целей непосредственной единичности от общего порядка и посмеяние её над ним.
[(ß) Несущественность отвлеченной индивидуальности божественного]. Разумное мышление похищает божественную сущность из её случайной формы и, в противоположность не схваченной в понятии мудрости хора, которая высказывает различные нравственные изречения и придает значение множеству законов и определенных понятий долга и права, подымает их до простых идей прекрасного и доброго. Движение этой абстракции есть сознание диалектики, принадлежащей этим максимам и законам, и потому сознание исчезновения абсолютной значимости, которой они сначала обладали. Когда исчезает случайное определение и поверхностная индивидуальность, которую представление дает божественным сущностям, они с природной стороны представляют собою лишь обнаженное, непосредственное наличное бытие, они суть облака, такой же исчезающий дым, как и те представления 2). Сделавшись, но .своей мыслимой существенности, простыми мыслями о прекрасном и добром, эти формы позволяют наполнить себя любым содержанием. Сила диалектического знания сообщает поведению, преследующему удовольствие, определенные законы и максимы, легкомыслию совращенной юности она придает ценность, а боязливой и заботливой старости, сосредоточившейся на мелочах жизни, она дает в руки оружие для обмана. Листые мысли о прекрасном и добром являют комическое зрелище того, как посредством освобождения от мнения, заключающего в себе, с одной стороны, их определенность, как содержание, с другой стороны, их абсолютную определенность, т. е. стойкость сознания, эти мысли становятся пустыми и поэтому игрой мнении и прихоти случайной индивидуальности.
[(у) Единичная самость, сознающая сама себя как абсолютную сущность]. Таким образом, прежде бессознательный рок, оторванный от самосознания и состоящий в пустом покое и забвении, здесь соединен с самосознанием. Единичная самость есть отрицательная сила, через которую и в которой исчезают боги, как и их моменты, т. е. наличная природа и её мыслимые определения. Вместе с тем, она не есть пустота исчезновения, но сохраняет себя в самом этом ничтожестве, находится сама при себе и есть единственная действительность. Художественная религия завершилась в единичной самости и в ней совершенно вернулась в себя. Благодаря тому, что единичное сознание в своей собственной достоверности представляется этой абсолютною силой, последняя утратила форму представления, чего-то отделенного вообще от сознания и чуждого ему, как это случилось и со статуей, с живой прекрасной телесностью или с содержанием эпоса, с силами и личностями трагедии. — Равным образом, единство не есть бессознательное единство культа и мистерий, но собственная самость актера совпадает с его личностью, так же как и зритель, вполне освоившийся с тем, что ему представляют, видит себя участвующим в игре. Это самосознание созерцает в
9 "Всадники" Аристофана. 9 "Облака" Аристофава.
Феноменология духа.
22
