наличнымъ бытіемъ. Развившись, съ одной стороны, до субстанціи, надѣленной потенціальной силой, а, съ другой стороны, до духовнаго броженія, духъ земли въ своей метаморфозѣ есть въ первомъ случаѣ женскій принципъ питанія, а во второмъ- — мужской принципъ возбуждающей силы самосознательнаго наличнаго бытія.
Въ этомъ потребленіи обнаруживается, что представляетъ собою изначальная свѣтлая сущность; потребленіе есть мистерія ея. Мистическое не есть скрываніе тайны или незнаніе; оно заключается въ томъ, что самость знаетъ себя единою съ сущностью, и эта послѣдняя, такимъ образомъ, откровенна. Только самость сама для себя откровенна, или только откровенное обладаетъ непосредственной собственной достовѣрностью. Въ этой достовѣрности установлена культомъ простая сущность; опа, какъ употребляемая вещь, имѣетъ не только наличное бытіе, видимое, ощущаемое, обоняемое, чувствуемое, но есть также предметъ желанія и въ дѣйствительномъ потребленіи дѣлается единой съ самостью, а, благодаря этому, вполнѣ проявляется въ ней и для нея откровенна. — То, о чемъ говорится, что оно откровенно разуму, сердцу, па самомъ дѣлѣ еще тайно, такъ какъ ему недостаетъ дѣйствительной достовѣрности непосредственнаго наличнаго бытія, достовѣрности какъ предметной, такъ и потребляющей, которая, однако, въ религіи не только безотчетна и непосредственна, но въ то же время есть вполнѣ знающая достовѣрность самости*
Посредствомъ культа самосознательному духу, въ немъ самомъ открывается простая сущность, какъ движеніе, направленное, съ одной стороны, на то, чтобы изъ своей темной "сокровенности возвыситься къ сознанію, т.-е., чтобы сдѣлаться мирно питающей субстанціей его, съ другой стороны, на то, чтобы вновь также потерять себя въ подземной ночи, т.-е. въ самости, и остаться на поверхности только вь тихомъ материнскомъ томленіи. — Ясное же стремленіе есть многоименная свѣтлая изначальная сущность и ея безпокойная жизнь, которая, отдѣлившись отъ своего отвлеченнаго бытія, сначала нашла себя въ предметномъ наличномъ бытіи плода, затѣмъ, предавшись самосознанію, въ немъ достигла собственной дѣйствительности, теперь же мечется, подобно группѣ грезящихъ женщинъ, и является неукрощеннымъ опьяненіемъ природы въ самосознательной формѣ.
Сознанію обнаруживается еще абсолютный духъ только какъ простая сущность, но не какъ духъ въ себѣ самомъ, т.-е. только непосредственный духъ, духъ природы. Его самосознательная жизнь есть поэтому лишь тайна хлѣба и вина, Цереры и Вакха, а не другихъ собственно высшихъ боговъ, индивидуальность которыхъ заключаетъ въ себѣ самосознаніе, какъ существенный моментъ. Духъ, какъ самосознательный духъ, еще не принесъ себя въ жертву сознанію, и тайна хлѣба и вина не стала еще тайной тѣла и крови.
Это необузданное опьяненіе бога должно успокоиться въ предметѣ, и воодушевленіе, не придя къ сознанію, должно создать произведеніе, которое противостоитъ ему, подобно тому какъ статуя противостоитъ вдохновенію упомянутаго художника, — произведеніе столь же совершенное, но не безжизненное, а представляющее собою живую самость. — Такой культъ есть празднество, которое человѣкъ себѣ устраиваетъ къ своей собственной чести, но все же не вкладываетъ въ этотъ культъ значенія абсолютной сущности. Ему сначала открыт вается рущность, но еще не духъ, притомъ такъ; что по существу ода еще не
наличным бытием. Развившись, с одной стороны, до субстанции, наделенной потенциальной силой, а, с другой стороны, до духовного брожения, дух земли в своей метаморфозе есть в первом случае женский принцип питания, а во втором- — мужской принцип возбуждающей силы самосознательного наличного бытия.
В этом потреблении обнаруживается, что представляет собою изначальная светлая сущность; потребление есть мистерия её. Мистическое не есть скрывание тайны или незнание; оно заключается в том, что самость знает себя единою с сущностью, и эта последняя, таким образом, откровенна. Только самость сама для себя откровенна, или только откровенное обладает непосредственной собственной достоверностью. В этой достоверности установлена культом простая сущность; опа, как употребляемая вещь, имеет не только наличное бытие, видимое, ощущаемое, обоняемое, чувствуемое, но есть также предмет желания и в действительном потреблении делается единой с самостью, а, благодаря этому, вполне проявляется в ней и для неё откровенна. — То, о чём говорится, что оно откровенно разуму, сердцу, па самом деле еще тайно, так как ему недостает действительной достоверности непосредственного наличного бытия, достоверности как предметной, так и потребляющей, которая, однако, в религии не только безотчетна и непосредственна, но в то же время есть вполне знающая достоверность самости*
Посредством культа самосознательному духу, в нём самом открывается простая сущность, как движение, направленное, с одной стороны, на то, чтобы из своей темной "сокровенности возвыситься к сознанию, т. е., чтобы сделаться мирно питающей субстанцией его, с другой стороны, на то, чтобы вновь также потерять себя в подземной ночи, т. е. в самости, и остаться на поверхности только вь тихом материнском томлении. — Ясное же стремление есть многоименная светлая изначальная сущность и её беспокойная жизнь, которая, отделившись от своего отвлеченного бытия, сначала нашла себя в предметном наличном бытии плода, затем, предавшись самосознанию, в нём достигла собственной действительности, теперь же мечется, подобно группе грезящих женщин, и является неукрощенным опьянением природы в самосознательной форме.
Сознанию обнаруживается еще абсолютный дух только как простая сущность, но не как дух в себе самом, т. е. только непосредственный дух, дух природы. Его самосознательная жизнь есть поэтому лишь тайна хлеба и вина, Цереры и Вакха, а не других собственно высших богов, индивидуальность которых заключает в себе самосознание, как существенный момент. Дух, как самосознательный дух, еще не принес себя в жертву сознанию, и тайна хлеба и вина не стала еще тайной тела и крови.
Это необузданное опьянение бога должно успокоиться в предмете, и воодушевление, не придя к сознанию, должно создать произведение, которое противостоит ему, подобно тому как статуя противостоит вдохновению упомянутого художника, — произведение столь же совершенное, но не безжизненное, а представляющее собою живую самость. — Такой культ есть празднество, которое человек себе устраивает к своей собственной чести, но всё же не вкладывает в этот культ значения абсолютной сущности. Ему сначала открыт вается рущность, но еще не дух, притом так; что по существу ода еще не
