- Развившаяся самость, поднявшаяся до бытія для себя, господствуетъ надъ чистымъ паѳосомъ субстанціи, надъ предметностью изначальной свѣтлой сущности и знаетъ истину въ ея простотѣ, какъ въ себѣ сущее, которое не обладаетъ формой случайнаго наличнаго бытія, осуществленнаго посредствомъ чуждаго слова, но есть вѣрный, неписанный, вѣчно живущій законъ боговъ, о которомъ никто не зваетъ, откуда онъ появился. — Въ то время какъ всеобщая истина, данная свѣтлой сущностью въ откровеніи, отступила здѣсь во внутреннее или въ глубину и этимъ избѣжала формы случайнаго явленія, въ художественной религіи, наоборотъ, въ силу того, что форма бога приняла сознаніе, а вмѣстѣ съ этимъ единичность вообще, собственное божественное слово, являющееся духомъ нравственнаго народа, есть оракулъ, знающій особыя обстоятельства народной жизни и извѣщающій его о томъ, что ему полезно. Но всеобщія истины, какъ сущія въ себѣ, присваиваетъ себѣ знающее мышленіе, и слово ихъ уже не чуждо ему, но есть его собственное. Мудрецъ древности искалъ доброе и прекрасное въ своемъ собственномъ мышленіи и, наоборотъ, предоставлялъ демону знать дурное слунайное содержаніе знанія; .напр., хорошо-ли ему сообщаться съ тѣмъ или другимъ лицомъ, хорошо-ли его знакомому предпринять это путешествіе и тому подобныя, лишенныя значенія вещи. Также точно всеобщее сознаніе получаетъ знаніе случайныхъ обстоятельствъ отъ птицъ, или деревьевъ, или отъ колебаній почвы, нары которой отнимаютъ у самосознанія его разсудительность, ибо случайное безразсудно и чуждо, а, слѣдовательно, нравственное сознаніе дѣлаетъ заключенія объ этомъ такъ же, какъ и при игрѣ въ кости, безразсуднымъ и чуждымъ ему образомъ. Когда единичный опредѣляетъ себя посредствомъ своего разсудка и по зрѣломъ разсужденіи выбираетъ, что ему полезно, то въ основѣ этого самоопредѣленія лежитъ опредѣленность особаго характера. Сама опредѣленность случайна, и знаніе разсудка о томъ, что полезно единичному, есть поэтому такое же точно знаніе, какъ знаніе оракула или рѣшеніе на основаніи брошеннаго жребія, но кто вопрошаетъ оракула или бросаетъ жребій, выражаетъ этимъ нравственное настроеніе, равнодушное къ случайному, между тѣмъ какъ тотъ, кто опредѣляется собственнымъ разсудкомъ, относится къ случайному въ себѣ, какъ къ существенному интересу своего мышленія и знанія. Настроеніе же высшее, чѣмъ то и другое, состоитъ въ томъ, чтобы сдѣлать убѣжденіе оракуломъ случайнаго дѣланія, но разсматривать самый этотъ поступокъ, вытекающій изъ убѣжденія, вслѣдствіе его отношенія къ особому и его полезности, какъ нѣчто случайное.
Истинное самосознательное наличное бытіе, которое духъ сохраняетъ въ словѣ, не являющемся словомъ чуждаго и, слѣдовательно, случайнаго, не всеобщаго самосознанія, есть художественное произведеніе, которое мы прежде видѣли. Оно противостоитъ вещественности статуи. Насколько послѣдняя есть спокойное наличное бытіе, настолько первое есть преходящее. Между тѣмъ какъ въ статуѣ освобожденная предметность лишена собственной непосредственной самости, въ художественномъ произведеніи, наоборотъ, предметность остается слишкомъ замкнутой въ самости, слишкомъ мало входитъ въ форму и, подобно времени, непосредственно не находится уже тамъ, гдѣ она есть.
3. [Культъ]. Культъ образуется движеніемъ обѣихъ сторонъ, въ которомъ божественная форма, движущаяся въ чистой ощущающей сферѣ самосознанія^ и боже*
2Г
- Развившаяся самость, поднявшаяся до бытия для себя, господствует над чистым пафосом субстанции, над предметностью изначальной светлой сущности и знает истину в её простоте, как в себе сущее, которое не обладает формой случайного наличного бытия, осуществленного посредством чуждого слова, но есть верный, неписанный, вечно живущий закон богов, о котором никто не звает, откуда он появился. — В то время как всеобщая истина, данная светлой сущностью в откровении, отступила здесь во внутреннее или в глубину и этим избежала формы случайного явления, в художественной религии, наоборот, в силу того, что форма бога приняла сознание, а вместе с этим единичность вообще, собственное божественное слово, являющееся духом нравственного народа, есть оракул, знающий особые обстоятельства народной жизни и извещающий его о том, что ему полезно. Но всеобщие истины, как сущие в себе, присваивает себе знающее мышление, и слово их уже не чуждо ему, но есть его собственное. Мудрец древности искал доброе и прекрасное в своем собственном мышлении и, наоборот, предоставлял демону знать дурное слунайное содержание знания; .напр., хорошо ли ему сообщаться с тем или другим лицом, хорошо ли его знакомому предпринять это путешествие и тому подобные, лишенные значения вещи. Также точно всеобщее сознание получает знание случайных обстоятельств от птиц, или деревьев, или от колебаний почвы, нары которой отнимают у самосознания его рассудительность, ибо случайное безрассудно и чуждо, а, следовательно, нравственное сознание делает заключения об этом так же, как и при игре в кости, безрассудным и чуждым ему образом. Когда единичный определяет себя посредством своего рассудка и по зрелом рассуждении выбирает, что ему полезно, то в основе этого самоопределения лежит определенность особого характера. Сама определенность случайна, и знание рассудка о том, что полезно единичному, есть поэтому такое же точно знание, как знание оракула или решение на основании брошенного жребия, но кто вопрошает оракула или бросает жребий, выражает этим нравственное настроение, равнодушное к случайному, между тем как тот, кто определяется собственным рассудком, относится к случайному в себе, как к существенному интересу своего мышления и знания. Настроение же высшее, чем то и другое, состоит в том, чтобы сделать убеждение оракулом случайного делания, но рассматривать самый этот поступок, вытекающий из убеждения, вследствие его отношения к особому и его полезности, как нечто случайное.
Истинное самосознательное наличное бытие, которое дух сохраняет в слове, не являющемся словом чуждого и, следовательно, случайного, не всеобщего самосознания, есть художественное произведение, которое мы прежде видели. Оно противостоит вещественности статуи. Насколько последняя есть спокойное наличное бытие, настолько первое есть преходящее. Между тем как в статуе освобожденная предметность лишена собственной непосредственной самости, в художественном произведении, наоборот, предметность остается слишком замкнутой в самости, слишком мало входит в форму и, подобно времени, непосредственно не находится уже там, где она есть.
3. [Культ]. Культ образуется движением обеих сторон, в котором божественная форма, движущаяся в чистой ощущающей сфере самосознания^ и боже*
2Г
