въ бытіе въ себѣ духа, или, вѣрнѣе, наоборотъ, такъ и это превращеніе просто и непосредственно, оно представляетъ собою переходъ посредствомъ чистаго понятія безъ измѣненія содержанія, который опредѣляется интересомъ знающаго его сознанія. Далѣе совѣсть не сводитъ обстоятельствъ конкретнаго поступка къ различнымъ долженствованіямъ. Она не выступаетъ въ качествѣ положительной всеобщей среды, въ которой многія долженствованія, каждое для себя, сохранили бы неподвижную субстанціальность. При этомъ условіи пли дѣйствовать совершенно невозможно, такъ какъ каждый конкретный случай содержитъ противоположность вообще, а моральный случай является противоположностью долженствованій, въ силу чего при опредѣленіи поведенія одна сторона, т.-е. долгъ, всегда оставался бы въ пренебреженіи. Если же поступокъ совершается, то слѣдствіемъ этого являлось бы дѣйствительное пренебреженіе однимъ изъ противоположныхъ долженствованій. Совѣсть скорѣе есть отрицательное единство или абсолютная самость, уничтожившая всѣ эти различныя моральныя субстанціи; она есть простое, соотвѣтствующее долгу, поведеніе, не имѣющее въ виду выполненія того или этого долга, но сознающее пли реализирующее конкретную справедливость. Поэтому она прежде всего есть вообще моральное поведеніе, какъ поведеніе, въ которое перешло предыдущее бездѣятельное моральное сознаніе. Различающее сознаніе можетъ разложить конкретную форму дѣла на различныя свойства, т.-е. на различныя моральныя отношенія, изъ которыхъ каждое въ томъ видѣ, какъ оно необходимо существуетъ, если оно должно быть долгомъ, можетъ высказываться, какъ имѣющее абсолютную значимость, а также изслѣдоваться и сравниваться. Въ простомъ моральномъ совѣстливомъ поступкѣ долженствованія такъ затемняются, что всѣмъ этимъ единичнымъ сущностямъ непосредственно наносится ущербъ, и въ неподвижной достовѣрности совѣсти не находитъ мѣста колебаніе, какое бываетъ при изслѣдованіи долга.
Точно также въ совѣсти не находится колеблющейся неувѣренности сознанія, которое то полагаетъ, такъ называемую, чистую моральность внѣ себя, въ другую святую сущность, и сохраняетъ за собою значимость несвятого, то снова полагаетъ моральную чистоту въ себя, а соединеніе чувственности съ моральностью въ другую сущность.
Совѣсть отрекается отъ всѣхъ этихъ перемѣщеній и подтасовокъ моральнаго міровоззрѣнія, отказываясь отъ сознанія, понимающаго долгъ и дѣйствительность, какъ противорѣчіе. Согласно моральному сознанію, я поступаю морально тогда, когда я сознаю себя осуществляющимъ только чистый долгъ, а не что-нибудь другое, т.-е. въ дѣйствительности тогда, когда я вовсе не поступаю. Но если я дѣйствительно поступаю, то я сознаю нѣчто другое, т.-е. нѣкоторую данную дѣйствительность, и дѣйствительность, которую я хочу осуществить; я имѣю опредѣленную цѣль и исполняю опредѣленный долгъ; но это есть нѣчто иное, чѣмъ чистый долгъ, который только и долженъ быть принятъ во вниманіе. Совѣсть, напротивъ того, есть сознаніе о томъ, что если моральное сознаніе выражаетъ чистый долгъ, какъ сущность своего поведенія, то эта чистая цѣль есть подтасовка дѣла. Суть же дѣла въ томъ, что чистый долгъ состоитъ въ пустой абстракціи чистаго мышленія п имѣетъ свою реальность и содержаніе только въ опредѣленной дѣйствительности, являющейся дѣйствительностью самого сознанія, при чемъ сознанія не какъ идеи, но какъ единичнаго сознанія. Совѣсть для себя самой имѣетъ свою
в бытие в себе духа, или, вернее, наоборот, так и это превращение просто и непосредственно, оно представляет собою переход посредством чистого понятия без изменения содержания, который определяется интересом знающего его сознания. Далее совесть не сводит обстоятельств конкретного поступка к различным долженствованиям. Она не выступает в качестве положительной всеобщей среды, в которой многие долженствования, каждое для себя, сохранили бы неподвижную субстанциальность. При этом условии пли действовать совершенно невозможно, так как каждый конкретный случай содержит противоположность вообще, а моральный случай является противоположностью долженствований, в силу чего при определении поведения одна сторона, т. е. долг, всегда оставался бы в пренебрежении. Если же поступок совершается, то следствием этого являлось бы действительное пренебрежение одним из противоположных долженствований. Совесть скорее есть отрицательное единство или абсолютная самость, уничтожившая все эти различные моральные субстанции; она есть простое, соответствующее долгу, поведение, не имеющее в виду выполнения того или этого долга, но сознающее пли реализирующее конкретную справедливость. Поэтому она прежде всего есть вообще моральное поведение, как поведение, в которое перешло предыдущее бездеятельное моральное сознание. Различающее сознание может разложить конкретную форму дела на различные свойства, т. е. на различные моральные отношения, из которых каждое в том виде, как оно необходимо существует, если оно должно быть долгом, может высказываться, как имеющее абсолютную значимость, а также исследоваться и сравниваться. В простом моральном совестливом поступке долженствования так затемняются, что всем этим единичным сущностям непосредственно наносится ущерб, и в неподвижной достоверности совести не находит места колебание, какое бывает при исследовании долга.
Точно также в совести не находится колеблющейся неуверенности сознания, которое то полагает, так называемую, чистую моральность вне себя, в другую святую сущность, и сохраняет за собою значимость несвятого, то снова полагает моральную чистоту в себя, а соединение чувственности с моральностью в другую сущность.
Совесть отрекается от всех этих перемещений и подтасовок морального мировоззрения, отказываясь от сознания, понимающего долг и действительность, как противоречие. Согласно моральному сознанию, я поступаю морально тогда, когда я сознаю себя осуществляющим только чистый долг, а не что-нибудь другое, т. е. в действительности тогда, когда я вовсе не поступаю. Но если я действительно поступаю, то я сознаю нечто другое, т. е. некоторую данную действительность, и действительность, которую я хочу осуществить; я имею определенную цель и исполняю определенный долг; но это есть нечто иное, чем чистый долг, который только и должен быть принят во внимание. Совесть, напротив того, есть сознание о том, что если моральное сознание выражает чистый долг, как сущность своего поведения, то эта чистая цель есть подтасовка дела. Суть же дела в том, что чистый долг состоит в пустой абстракции чистого мышления п имеет свою реальность и содержание только в определенной действительности, являющейся действительностью самого сознания, при чём сознания не как идеи, но как единичного сознания. Совесть для себя самой имеет свою
