Страница:Гегель Г.В.Ф. - Феноменология духа - 1913.djvu/243

Эта страница не была вычитана
206
Феноменологія духа.

Онъ и есть тотъ другой, созиданіемъ котораго является отношеніе мужа и жены и въ которомъ само оно исчезаетъ. Эта смѣна безпрерывно движущихся поколѣній постоянство свое утверждаетъ въ народѣ. — Такимъ образомъ, благоговѣніе отношенія мужа и жены смѣшана съ естественнымъ отношеніемъ и чувствомъ, и его возвращеніе въ себя происходитъ не въ себѣ самомъ. Въ такомъ же положеніи находится и благоговѣніе второго отношенія — родителей и дѣтей. Благоговѣніе отношенія родителей къ своимъ дѣтямъ возбуждается умиленнымъ сознаніемъ, что ихъ дѣйствительность утверждается въ другомъ, въ немъ происходитъ становленіе бытія для себя, которое къ нимъ уже не возвращается, оставаясь чуждой особой дѣйствительностью. И, обратно, благоговѣніе дѣтей къ родителямъ вызывается умиленіемъ передъ тѣмъ, что ихъ собственное становленіе или бытіе въ себѣ коренится въ другомъ отходящемъ бытіи, а ихъ самосознаніе и бытіе для себя достигнуто лишь путемъ разрыва съ первоначальнымъ источникомъ, — разрыва, при которомъ послѣдній изсякаетъ.

Оба этихъ отношенія остаются внутри перехода и неравенства сторонъ, которыя принимаютъ въ нихъ участіе. Но между братомъ и сестрой существуетъ однородное отношеніе. Они одной крови, пришедшей въ нихъ въ покои и равновѣсіе. Они не желаютъ другъ друга, не даютъ и не получаютъ взаимно бытія для себя, но являются въ отношеніи другъ друга свободными индивидуальностями. Поэтому женское начало въ лицѣ сестры имѣетъ высшее предчувствіе нравственной сущности. До сознанія и дѣйствительности послѣдней дѣло все-таки не доходитъ, потому что закономъ семьи является сущая въ себѣ внутренняя сущность, не доходящая до свѣта сознанія, а остающаяся внутреннимъ чувствомъ и освобожденнымъ отъ дѣйствительности божескимъ началомъ. — Къ этимъ пенатамъ привязано женское начало, созерцающее въ нихъ отчасти свою всеобщую субстанцію, отчасти свою единичность, причемъ такъ, чтобы это отношеніе единичности не переходило въ естественное отношеніе желанія. — Въ качествѣ дочери съ естественнымъ волненіемъ, а также и съ нравственнымъ покоемъ женщина должна смотрѣть на утрату родителей. Вѣдь только утратой этого отношенія достигаетъ она того бытія для себя, къ которому она способна. Въ родителяхъ она не можетъ созерцать своего бытія для себя положительнымъ образомъ. — Отношенія матери и жены заключаютъ въ себѣ единичность, отчасти, какъ нѣчто естественное, что принадлежитъ наслажденію; отчасти, какъ нѣчто отрицательное, усматривающее въ единичности лишь свое исчезновеніе. Поэтому послѣдняя въ извѣстной мѣрѣ является здѣсь чѣмъ-то случайнымъ, что можетъ быть замѣнено другими. У очага нравственности нѣтъ даннаго мужа, даннаго ребенка, но есть лишь мужъ и дѣти вообще; нѣтъ чувства, а есть всеобщее, на которомъ и утверждаются эти отношенія женщины. Отличіе женскаго нравственнаго начала отъ мужского въ томъ именно и состоитъ, что въ своемъ опредѣленіи къ единичности и своемъ желаніи оно сохраняетъ непосредственную всеобщность и чуждо единичности вожделѣнія. Въ мужчинѣ же эти стороны расходятся. Владѣя въ качествѣ гражданина сознающей себя силой и всеобщностью, онъ покупаетъ себѣ этимъ право вожделѣнія, сохраняя вмѣстѣ съ тѣмъ и свободу отъ него. Поэтому, поскольку въ это отношеніе женщины примѣшивается единичность, оно не является нравственно чистымъ; если же оно чисто, то единичность теряетъ цѣну, и женщина не нуждается


Тот же текст в современной орфографии

Он и есть тот другой, созиданием которого является отношение мужа и жены и в котором само оно исчезает. Эта смена беспрерывно движущихся поколений постоянство свое утверждает в народе. — Таким образом, благоговение отношения мужа и жены смешана с естественным отношением и чувством, и его возвращение в себя происходит не в себе самом. В таком же положении находится и благоговение второго отношения — родителей и детей. Благоговение отношения родителей к своим детям возбуждается умиленным сознанием, что их действительность утверждается в другом, в нём происходит становление бытия для себя, которое к ним уже не возвращается, оставаясь чуждой особой действительностью. И, обратно, благоговение детей к родителям вызывается умилением перед тем, что их собственное становление или бытие в себе коренится в другом отходящем бытии, а их самосознание и бытие для себя достигнуто лишь путем разрыва с первоначальным источником, — разрыва, при котором последний иссякает.

Оба этих отношения остаются внутри перехода и неравенства сторон, которые принимают в них участие. Но между братом и сестрой существует однородное отношение. Они одной крови, пришедшей в них в покои и равновесие. Они не желают друг друга, не дают и не получают взаимно бытия для себя, но являются в отношении друг друга свободными индивидуальностями. Поэтому женское начало в лице сестры имеет высшее предчувствие нравственной сущности. До сознания и действительности последней дело всё-таки не доходит, потому что законом семьи является сущая в себе внутренняя сущность, не доходящая до света сознания, а остающаяся внутренним чувством и освобожденным от действительности божеским началом. — К этим пенатам привязано женское начало, созерцающее в них отчасти свою всеобщую субстанцию, отчасти свою единичность, причем так, чтобы это отношение единичности не переходило в естественное отношение желания. — В качестве дочери с естественным волнением, а также и с нравственным покоем женщина должна смотреть на утрату родителей. Ведь только утратой этого отношения достигает она того бытия для себя, к которому она способна. В родителях она не может созерцать своего бытия для себя положительным образом. — Отношения матери и жены заключают в себе единичность, отчасти, как нечто естественное, что принадлежит наслаждению; отчасти, как нечто отрицательное, усматривающее в единичности лишь свое исчезновение. Поэтому последняя в известной мере является здесь чем-то случайным, что может быть заменено другими. У очага нравственности нет данного мужа, данного ребенка, но есть лишь муж и дети вообще; нет чувства, а есть всеобщее, на котором и утверждаются эти отношения женщины. Отличие женского нравственного начала от мужского в том именно и состоит, что в своем определении к единичности и своем желании оно сохраняет непосредственную всеобщность и чуждо единичности вожделения. В мужчине же эти стороны расходятся. Владея в качестве гражданина сознающей себя силой и всеобщностью, он покупает себе этим право вожделения, сохраняя вместе с тем и свободу от него. Поэтому, поскольку в это отношение женщины примешивается единичность, оно не является нравственно чистым; если же оно чисто, то единичность теряет цену, и женщина не нуждается