рода, міръ, Богъ, — есть, конечно, нѣчто простое, на чемъ сознаніе можетъ остановиться, не выдѣляя далѣе какого-либо особаго опредѣленія или признака; но предметы сознанія не должны оставаться такими простыми представленіями или отвлеченными мысленными опредѣленіями, но должны быть поняты, т.-е. ихъ простота должна быть опредѣлена вмѣстѣ съ ихъ внутреннимъ различеніемъ. Сложное же понятіе есть не болѣе, какъ деревянное желѣзо. О сложномъ, правда, можно имѣть нѣкоторое понятіе, но сложное понятіе было бы нѣчто худшее, чѣмъ матеріализмъ, который признаетъ сложное лишь 'субстанціею души, мышленіе же считаетъ простымъ. Неразвитая рефлексія прежде всего впадаетъ въ сложность, какъ во вполнѣ внѣшнее отношеніе, въ худшую форму, въ которой могутъ быть разсматриваемы вещи; даже низшія природы должны имѣть нѣкоторое внутреннее единство. А чтобы форма самого неистиннаго существованія была перенесена на я, на понятіе, — это болѣе, чѣмъ можно бы было ожидать, это должно быть считаемо неприличіемъ и варварствомъ.
Далѣе понятія раздѣляются главнымъ образомъ на противныя и противорѣчивыя. Если бы при изложеніи понятія дѣло сводилось къ тому, чтобы указать, какія существуютъ опредѣленныя понятія, то пришлось бы привести всевозможныя опредѣленія, — ибо всѣ опредѣленія суть понятія и тѣмъ самымъ опредѣленныя понятія, — и всѣ категоріи бытія, равно какъ всѣ опредѣленія сущности, надлежало бы привести, какъ виды понятій. Такъ и сообщается въ логикахъ, въ однихъ, смотря по желанію, болѣе, въ другихъ менѣе, что существуютъ понятія утвердительныя, отрицательныя, тожественныя, условныя, необходимыя и т. д. Такъ какъ такія опредѣленія уже предшествуютъ понятію и потому, когда они приводятся по его поводу, находятся не на собственномъ имъ мѣстѣ, то они допускаютъ лишь поверхностныя словесныя объясненія и являются здѣсь лишенными всякаго интереса. Въ основѣ противныхъ и противорѣчивыхъ понятій — различеніе, которое здѣсь главнымъ образомъ имѣется въ виду — лежитъ рефлексивное опредѣленіе различія и противоположности. Онѣ считаются двумя отдѣльными видами, т.-е. каждое, какъ нѣчто устойчивое для себя и безразличное къ другому, безъ всякой мысли о ихъ діалектикѣ и внутреннемъ ничтожествѣ этихъ различеній; какъ будто то, что противно, не должно быть также опредѣлено, какъ противорѣчивое. Природа и существенный переходъ тѣхъ формъ рефлексіи, которыя ими выражаются, разсмотрѣны въ своемъ мѣстѣ. Въ понятіи тожество развито въ общность, различеніе въ частность, противоположеніе, воз-вращающеесс въ основаніе, въ единичность. Въ этихъ формахъ опредѣленія рефлексіи таковы, каковы они суть въ ихъ понятіи. Общее оказалось не только тожественнымъ, но вмѣстѣ различнымъ или противнымъ относительно частнаго и единичнаго, далѣе противоположнымъ имъ или противорѣчивымъ; но въ этомъ противоположеніи оно тожественно имъ, есть ихъ истинное основаніе, въ которомъ они сняты. То же самое справедливо о частномъ и единичномъ, которыя суть также полнота опредѣленія рефлексіи.
Далѣе понятія раздѣляются на подчиненныя и соподчиненныя; — различеніе, которое ближе связано съ опредѣленіемъ, а именно выражаетъ собою
рода, мир, Бог, — есть, конечно, нечто простое, на чём сознание может остановиться, не выделяя далее какого-либо особого определения или признака; но предметы сознания не должны оставаться такими простыми представлениями или отвлеченными мысленными определениями, но должны быть поняты, т. е. их простота должна быть определена вместе с их внутренним различением. Сложное же понятие есть не более, как деревянное железо. О сложном, правда, можно иметь некоторое понятие, но сложное понятие было бы нечто худшее, чем материализм, который признает сложное лишь 'субстанциею души, мышление же считает простым. Неразвитая рефлексия прежде всего впадает в сложность, как во вполне внешнее отношение, в худшую форму, в которой могут быть рассматриваемы вещи; даже низшие природы должны иметь некоторое внутреннее единство. А чтобы форма самого неистинного существования была перенесена на я, на понятие, — это более, чем можно бы было ожидать, это должно быть считаемо неприличием и варварством.
Далее понятия разделяются главным образом на противные и противоречивые. Если бы при изложении понятия дело сводилось к тому, чтобы указать, какие существуют определенные понятия, то пришлось бы привести всевозможные определения, — ибо все определения суть понятия и тем самым определенные понятия, — и все категории бытия, равно как все определения сущности, надлежало бы привести, как виды понятий. Так и сообщается в логиках, в одних, смотря по желанию, более, в других менее, что существуют понятия утвердительные, отрицательные, тожественные, условные, необходимые и т. д. Так как такие определения уже предшествуют понятию и потому, когда они приводятся по его поводу, находятся не на собственном им месте, то они допускают лишь поверхностные словесные объяснения и являются здесь лишенными всякого интереса. В основе противных и противоречивых понятий — различение, которое здесь главным образом имеется в виду — лежит рефлексивное определение различия и противоположности. Они считаются двумя отдельными видами, т. е. каждое, как нечто устойчивое для себя и безразличное к другому, без всякой мысли о их диалектике и внутреннем ничтожестве этих различений; как будто то, что противно, не должно быть также определено, как противоречивое. Природа и существенный переход тех форм рефлексии, которые ими выражаются, рассмотрены в своем месте. В понятии тожество развито в общность, различение в частность, противоположение, воз-вращающеесс в основание, в единичность. В этих формах определения рефлексии таковы, каковы они суть в их понятии. Общее оказалось не только тожественным, но вместе различным или противным относительно частного и единичного, далее противоположным им или противоречивым; но в этом противоположении оно тожественно им, есть их истинное основание, в котором они сняты. То же самое справедливо о частном и единичном, которые суть также полнота определения рефлексии.
Далее понятия разделяются на подчиненные и соподчиненные; — различение, которое ближе связано с определением, а именно выражает собою
