ложенія, о коихъ здѣсь припоминается, не суть поэтому догматическія утвержденія, такъ какъ они суть результаты, происходящіе черезъ полное саморазвитіе сущности. Теперешняя точка зрѣнія, къ которой привело это развитіе, состоитъ въ томъ, что форма абсолютнаго, высшая, чѣмъ бытіе и сущность, есть понятіе. Такъ какъ оказалось, что по этой своей сторонѣ оно подчинило себѣ бытіе и сущность, къ которымъ при другихъ исходныхъ пунктахъ принадлежатъ также ощущеніе, воззрѣніе и представленіе, и которыя являются предшествующими ему условіями, и что оно есть ихъ безусловное основаніе, то остается за симъ еще вторая его сторона, изложенію которой и посвящена эта третья книга логики, именно изложеніе того, какимъ образомъ возникаетъ въ самой себѣ и изъ себя исчезнувшая въ немъ реальность. Необходимо, конечно, поэтому допустить, что познаніе, которое дано лишь въ понятіи, чисто какъ таковымъ, еще не полно и достигло только отвлеченной истины. Но его неполнота состоитъ не въ томъ, что оно лишено той предполагаемой реальности, какая дана въ ощущеніи и воззрѣніи, а въ томъ, что понятіе еще не сообщило себѣ своей собственной изъ себя самого порожденной реальности. Въ томъ и состоитъ обнаружившаяся въ противоположность чувственной матеріи и въ ней, а точнѣе въ ея категоріяхъ и опредѣленіяхъ рефлексіи, абсолютность понятія, что оно обладаетъ истиною не только въ томъ видѣ, въ какомъ оно является внѣ и до понятія, но исключительно въ своей идеальности или тожествѣ съ понятіемъ. Выводъ изъ него реальнаго, если онъ можетъ быть названъ выводомъ, состоитъ по существу ближайшимъ образомъ въ томъ, что понятіе въ своей формальной отвлеченности оказывается недостаточнымъ и черезъ обоснованную въ немъ самомъ діалектику переходитъ въ реальность такъ, что производитъ ее изъ себя, а не такъ, что снова возвращается къ готовой, найденной въ противоположность ему реальности и прибѣгаетъ къ чему-то, оказавшемуся несущественнымъ явленія, какъ бы такъ, что понятіе въ своихъ поискахъ лучшаго не нашло послѣдняго. Навсегда останется достойнымъ удивленія, что философія Канта признала то отношеніе мышленія къ. чувственному существованію, на которомъ она остановилась, лишь за условное отношеніе простого явленія и хотя признала и высказала высшее единство ихъ обоихъ въ идеѣ, напр., въ идеѣ нѣкотораго воззрительнаго разсудка, но остановилась на томъ условномъ отношеніи и на признаніи того, что понятіе совершенно отдѣлено и остается отдѣленнымъ отъ реальности; тѣмъ самымъ она признала за истину то, что сама объявила конечнымъ познаніемъ, а то, что она признала за истину и подвела подъ опредѣленное понятіе, объявила переступающимъ мѣру, недозволеннымъ, мысленными вещами.
Такъ какъ здѣсь идетъ рѣчь объ отношеніи къ истинѣ логики, а не науки вообще, то слѣдуетъ далѣе признать, что логика, какъ формальная наука, не можетъ и не должна содержать въ себѣ той реальности, которая составляетъ содержаніе дальнѣйшихъ частей философіи, наукъ о природѣ и духѣ. Эти конкретныя науки, конечно, приходятъ къ болѣе реальной формѣ идеи, чѣмъ логика, но при томъ не такъ, чтобы онѣ возвращались опять къ
ложения, о коих здесь припоминается, не суть поэтому догматические утверждения, так как они суть результаты, происходящие через полное саморазвитие сущности. Теперешняя точка зрения, к которой привело это развитие, состоит в том, что форма абсолютного, высшая, чем бытие и сущность, есть понятие. Так как оказалось, что по этой своей стороне оно подчинило себе бытие и сущность, к которым при других исходных пунктах принадлежат также ощущение, воззрение и представление, и которые являются предшествующими ему условиями, и что оно есть их безусловное основание, то остается за сим еще вторая его сторона, изложению которой и посвящена эта третья книга логики, именно изложение того, каким образом возникает в самой себе и из себя исчезнувшая в нём реальность. Необходимо, конечно, поэтому допустить, что познание, которое дано лишь в понятии, чисто как таковым, еще не полно и достигло только отвлеченной истины. Но его неполнота состоит не в том, что оно лишено той предполагаемой реальности, какая дана в ощущении и воззрении, а в том, что понятие еще не сообщило себе своей собственной из себя самого порожденной реальности. В том и состоит обнаружившаяся в противоположность чувственной материи и в ней, а точнее в её категориях и определениях рефлексии, абсолютность понятия, что оно обладает истиною не только в том виде, в каком оно является вне и до понятия, но исключительно в своей идеальности или тожестве с понятием. Вывод из него реального, если он может быть назван выводом, состоит по существу ближайшим образом в том, что понятие в своей формальной отвлеченности оказывается недостаточным и через обоснованную в нём самом диалектику переходит в реальность так, что производит ее из себя, а не так, что снова возвращается к готовой, найденной в противоположность ему реальности и прибегает к чему-то, оказавшемуся несущественным явления, как бы так, что понятие в своих поисках лучшего не нашло последнего. Навсегда останется достойным удивления, что философия Канта признала то отношение мышления к. чувственному существованию, на котором она остановилась, лишь за условное отношение простого явления и хотя признала и высказала высшее единство их обоих в идее, напр., в идее некоторого воззрительного рассудка, но остановилась на том условном отношении и на признании того, что понятие совершенно отделено и остается отделенным от реальности; тем самым она признала за истину то, что сама объявила конечным познанием, а то, что она признала за истину и подвела под определенное понятие, объявила переступающим меру, недозволенным, мысленными вещами.
Так как здесь идет речь об отношении к истине логики, а не науки вообще, то следует далее признать, что логика, как формальная наука, не может и не должна содержать в себе той реальности, которая составляет содержание дальнейших частей философии, наук о природе и духе. Эти конкретные науки, конечно, приходят к более реальной форме идеи, чем логика, но при том не так, чтобы они возвращались опять к
