внутри себя лишь черезъ субъектъ, который есть имманентная цѣль. Безразличіе объективнаго міра къ опредѣленности, а тѣмъ самымъ и къ цѣли, и составляетъ его внѣшнюю способность быть соотвѣтствующимъ субъекту; какія бы прочія специфаціи онъ ни имѣлъ въ немъ, его механическая опредѣлимость, недостатокъ свободы имманентнаго понятія составляетъ его безсиліе сохранять себя вопреки живому. Поскольку объектъ есть въ противоположность живому ближайшимъ образомъ нѣкоторое безразличное внѣшнее, онъ можетъ дѣйствовать на живое механически; но онъ дѣйствуетъ такимъ образомъ, не какъ на нѣчто живое; поскольку онъ относится къ послѣднему, онъ дѣйствуетъ не какъ причина, а возбуждаетъ оное. Такъ какъ живое есть побужденіе, то внѣшность привходитъ въ него и внутрь его, лишь поскольку она уже есть внутри его въ себѣ и для себя; воздѣйствіе на субъектъ состоитъ поэтому лишь въ томъ, что онъ соотвѣтствующимъ образомъ находитъ представляющуюся ему внѣшность; — если она и не соотвѣтствуетъ его полнотѣ, то по крайней мѣрѣ она должна соотвѣтствовать нѣкоторой частной его сторонѣ, и возможность этого заключается въ томъ, что онъ, какъ относящійся внѣшнимъ образомъ, есть нѣчто частное.
Итакъ, субъектъ, поскольку онъ, какъ опредѣленный въ своей потребности, относится къ внѣшнему и потому самъ есть внѣшнее или орудіе, оказываетъ насиліе надъ объектомъ. Частный характеръ субъекта, его конечность вообще, обнаруживается въ болѣе опредѣленномъ явленіи этого отношенія. Внѣшнее въ послѣднемъ есть вообще процессъ объективности, механизмъ и химизмъ. Но этотъ процессъ непосредственно прерывается, и внѣшность превращается во внутреннее. Внѣшняя цѣлесообразность, возникающая ближайшимъ образомъ черезъ дѣятельность субъекта въ безразличномъ объектѣ, снимается тѣмъ, что объектъ по отношенію къ понятію не есть субстанція, и что поэтому понятіе не можетъ быть его внѣшнею формою, но должно положить себя, какъ его сущность и имманентное, проникающее опредѣленіе, сообразно своему первоначальному тожеству.
Вмѣстѣ съ подчиненіемъ объекта механическій процессъ переходитъ поэтому во внутренній, черезъ который недѣлимое усвойваетъ себѣ объектъ такъ, что оно лишаетъ его своеобразнаго состоянія, дѣлаетъ его своимъ средствомъ и сообщаетъ ему, какъ субстанцію, свою субъективность. Эта ассимиляція совпадаетъ тѣмъ самымъ съ вышеразсмотрѣннымъ процессомъ воспроизведенія недѣлимаго; въ этомъ процессѣ оно ближайшимъ образомъ пожираетъ себя, дѣлая себѣ объектомъ свою собственную объективность; механическій и химическій конфликтъ его членовъ съ внѣшними вещами есть одинъ изъ его объективныхъ моментовъ. Механическое и химическое въ процессѣ есть начало разложенія живого. Такъ какъ жизнь есть истина этихъ процессовъ, и тѣмъ самымъ живое есть осуществленіе этой истины и ея мощь, то жизнь захватываетъ ихъ, проникаетъ ихъ, какъ ихъ общность, и ихъ продуктъ вполнѣ ею опредѣляется. Это ихъ превращеніе въ живую индивидуальность составляетъ возвратъ ихъ въ себя самихъ, такъ что произведеніе, которое, какъ таковое, было бы переходомъ въ нѣчто другое, становится воспроизведеніемъ, въ коемъ живое для себя полагаетъ себя тожественнымъ съ собою.
внутри себя лишь через субъект, который есть имманентная цель. Безразличие объективного мира к определенности, а тем самым и к цели, и составляет его внешнюю способность быть соответствующим субъекту; какие бы прочие специфации он ни имел в нём, его механическая определимость, недостаток свободы имманентного понятия составляет его бессилие сохранять себя вопреки живому. Поскольку объект есть в противоположность живому ближайшим образом некоторое безразличное внешнее, он может действовать на живое механически; но он действует таким образом, не как на нечто живое; поскольку он относится к последнему, он действует не как причина, а возбуждает оное. Так как живое есть побуждение, то внешность привходит в него и внутрь его, лишь поскольку она уже есть внутри его в себе и для себя; воздействие на субъект состоит поэтому лишь в том, что он соответствующим образом находит представляющуюся ему внешность; — если она и не соответствует его полноте, то по крайней мере она должна соответствовать некоторой частной его стороне, и возможность этого заключается в том, что он, как относящийся внешним образом, есть нечто частное.
Итак, субъект, поскольку он, как определенный в своей потребности, относится к внешнему и потому сам есть внешнее или орудие, оказывает насилие над объектом. Частный характер субъекта, его конечность вообще, обнаруживается в более определенном явлении этого отношения. Внешнее в последнем есть вообще процесс объективности, механизм и химизм. Но этот процесс непосредственно прерывается, и внешность превращается во внутреннее. Внешняя целесообразность, возникающая ближайшим образом через деятельность субъекта в безразличном объекте, снимается тем, что объект по отношению к понятию не есть субстанция, и что поэтому понятие не может быть его внешнею формою, но должно положить себя, как его сущность и имманентное, проникающее определение, сообразно своему первоначальному тожеству.
Вместе с подчинением объекта механический процесс переходит поэтому во внутренний, через который неделимое усвойвает себе объект так, что оно лишает его своеобразного состояния, делает его своим средством и сообщает ему, как субстанцию, свою субъективность. Эта ассимиляция совпадает тем самым с вышеразсмотренным процессом воспроизведения неделимого; в этом процессе оно ближайшим образом пожирает себя, делая себе объектом свою собственную объективность; механический и химический конфликт его членов с внешними вещами есть один из его объективных моментов. Механическое и химическое в процессе есть начало разложения живого. Так как жизнь есть истина этих процессов, и тем самым живое есть осуществление этой истины и её мощь, то жизнь захватывает их, проникает их, как их общность, и их продукт вполне ею определяется. Это их превращение в живую индивидуальность составляет возврат их в себя самих, так что произведение, которое, как таковое, было бы переходом в нечто другое, становится воспроизведением, в коем живое для себя полагает себя тожественным с собою.
