Страница:Гегель Г.В.Ф. - Наука логики. Т. 3 - 1916.djvu/139

Эта страница не была вычитана
— 130 —

свобода, какъ нѣкоторый особый видъ причинности, такое состояніе, съ котораго просто начинается рядъ его послѣдствій. Но такъ какъ такое начало предполагаетъ состояніе, не имѣющее со своимъ предшествовавшимъ никакой причинной связи, то оно противорѣчить закону причинности, который дѣлаетъ единственно возможными единство опыта а самый опытъ; т.-е. допущеніе свободы, противорѣчащее антитезису, невозможно потому, что оно противорѣчитъ антитезису.

Та же самая антиномія возвращается по существу въ критикѣ телеологической силы сужденія, какъ противоположность того взгляда, по коему всякое произведеніе матеріальныхъ вещей совершается по чисто механическимъ законамъ, и того, по которому нѣкоторое ихъ произведеніе по этимъ законамъ невозможно. Еантово разрѣшеніе этой антиноміи таково же, какъ и общее разрѣшеніе прочихъ антиномій; а именно оно состоитъ въ томъ, что разумъ не можетъ доказать ни того ни другого предложенія, такъ какъ мы по чисто эмпирическимъ законамъ природы не можемъ имѣть никакого опредѣляющаго принципа а ргіо'гі о возможности вещей; что поэтому далѣе оба они должны считаться не объективными предложеніями, а субъективными правилами; что я, съ одной стороны, долженъ постоянно рефлектировать о всѣхъ событіяхъ природы по принципу чистаго механизма природы, но что это не препятствуетъ но случайному поводу обсуждать нѣкоторыя природныя формы по другому правилу, именно по принципу конечныхъ причинъ; какъ будто эти два правила, долженствующія служить при томъ лишь для человѣческаго разума, не состоятъ между собою въ той же противоположности, какъ и вышеупомянутыя предложенія. При такой точкѣ зрѣнія, какъ указано выше, совсѣмъ не изслѣдуется именно то, что единственно представляетъ собою философскій интересъ, именно какому изъ обоихъ принциповъ въ себѣ и для себя присуща истина; а при такомъ взглядѣ на дѣло нѣтъ никакой разницы въ томъ, должны ли эти принципы считаться объективными, что значитъ здѣсь — внѣшне осуществляющимися опредѣленіями природы, или просто правилами субъективнаго познанія; все это познаніе собственно говоря субъективно, т.-е. случайно, такъ какъ оно по случайному поводу пробѣгаетъ то къ одному, то къ другому правилу, смотря по тому, какое изъ нихъ считается подходящимъ для даннаго объекта, вообще же не спрашиваетъ объ истинѣ самыхъ этихъ опредѣленій, все равно суть ли они опредѣленія объектовъ или познанія.

Но какъ ни неудовлетворительно по своей существенной точкѣ зрѣнія кантово разсмотрѣніе телеологическаго принципа, во всякомъ случаѣ достойно вниманіе то положеніе, какое Кантъ отводитъ этому принципу. Приписывая его рефлектирующей силѣ сужденія, онъ дѣлаетъ его нѣкоторымъ связующимъ среднимъ членомъ между общностью разума и единичностью воззрѣнія; далѣе онъ различаетъ эту рефлектирующую силу сужденія отъ опредѣляющей, которая просто подчиняетъ частное общему. Такое общее, которое есть только подчиняющее, есть отвлеченное, становящееся конкретнымъ лишь въ нѣкоторомъ другомъ, въ частномъ. Напротивъ цѣль есть


Тот же текст в современной орфографии

свобода, как некоторый особый вид причинности, такое состояние, с которого просто начинается ряд его последствий. Но так как такое начало предполагает состояние, не имеющее со своим предшествовавшим никакой причинной связи, то оно противоречить закону причинности, который делает единственно возможными единство опыта а самый опыт; т. е. допущение свободы, противоречащее антитезису, невозможно потому, что оно противоречит антитезису.

Та же самая антиномия возвращается по существу в критике телеологической силы суждения, как противоположность того взгляда, по коему всякое произведение материальных вещей совершается по чисто механическим законам, и того, по которому некоторое их произведение по этим законам невозможно. Еантово разрешение этой антиномии таково же, как и общее разрешение прочих антиномий; а именно оно состоит в том, что разум не может доказать ни того ни другого предложения, так как мы по чисто эмпирическим законам природы не можем иметь никакого определяющего принципа а ргио'ги о возможности вещей; что поэтому далее оба они должны считаться не объективными предложениями, а субъективными правилами; что я, с одной стороны, должен постоянно рефлектировать о всех событиях природы по принципу чистого механизма природы, но что это не препятствует но случайному поводу обсуждать некоторые природные формы по другому правилу, именно по принципу конечных причин; как будто эти два правила, долженствующие служить при том лишь для человеческого разума, не состоят между собою в той же противоположности, как и вышеупомянутые предложения. При такой точке зрения, как указано выше, совсем не исследуется именно то, что единственно представляет собою философский интерес, именно какому из обоих принципов в себе и для себя присуща истина; а при таком взгляде на дело нет никакой разницы в том, должны ли эти принципы считаться объективными, что значит здесь — внешне осуществляющимися определениями природы, или просто правилами субъективного познания; всё это познание собственно говоря субъективно, т. е. случайно, так как оно по случайному поводу пробегает то к одному, то к другому правилу, смотря по тому, какое из них считается подходящим для данного объекта, вообще же не спрашивает об истине самых этих определений, всё равно суть ли они определения объектов или познания.

Но как ни неудовлетворительно по своей существенной точке зрения кантово рассмотрение телеологического принципа, во всяком случае достойно внимание то положение, какое Кант отводит этому принципу. Приписывая его рефлектирующей силе суждения, он делает его некоторым связующим средним членом между общностью разума и единичностью воззрения; далее он различает эту рефлектирующую силу суждения от определяющей, которая просто подчиняет частное общему. Такое общее, которое есть только подчиняющее, есть отвлеченное, становящееся конкретным лишь в некотором другом, в частном. Напротив цель есть