Равнымъ образомъ внутреннее, собственное самодвиженіе, побужденіе вообще (аппетитъ или пізиз монады, энтелехія абсолютно-простой сущности) состоитъ не въ чемъ иномъ, какъ въ томъ, что нѣчто въ себѣ самомъ и недостаточность, отрицательное себя самого, суть одно и то же. Отвлеченное тожество съ собою еще не есть жизненность, но такъ какъ положительное въ себѣ самомъ есть отрицательность, то тѣмъ самымъ оно выходитъ изъ себя и приводитъ себя въ движеніе. Такимъ образомъ нѣчто жизненно, лишь поскольку оно содержитъ въ себѣ противорѣчіе и есть именно та сила, которая схватываетъ въ себя и "сохраняетъ противорѣчіе. Если же нѣчто существующее не въ состояніи въ своемъ положительномъ опредѣленіи вмѣстѣ съ тѣмъ перейти въ свое отрицательное и удержать каждое изъ нихъ въ другомъ, обладать въ немъ самомъ противорѣчіемъ, то. это нѣчто не есть живое единство, не есть основаніе, но уничтожается черезъ противорѣчіе. Умозрительное мышленіе состоитъ именно въ томъ, что оно удерживаетъ противорѣчіе и въ немъ себя само, а не въ томъ, что, какъ это свойственно представленію, находится во власти противорѣчія и даетъ ему разложить лишь въ другое или въ ничто свои опредѣленія.
Если въ движеніи, побужденіи и т. п. противорѣчіе скрыто отъ представленія черезъ простоту этихъ опредѣленій, то, наоборотъ, въ опредѣленіяхъ отношеній оно проявляется непосредственно. Тривіальнѣйшіе примѣры верхняго и нижняго, праваго и лѣваго, отца и сына и т. д. до безконечности, всѣ содержатъ въ себѣ противорѣчіе. Верхнее есть то, что не есть нижнее; опредѣленіе верхняго состоитъ лишь въ томъ, чтобы не быть нижнимъ, и первое есть лишь постольку, поскольку есть второе, и наоборотъ; въ опредѣленіи заключается и его противоположность. Отецъ есть другое сына, а сынъ другое отца, и каждый есть лишь это другое другого; и вмѣстѣ съ тѣмъ каждое опредѣленіе есть лишь въ отношеніи къ другому; его бытіе есть нѣкоторое состояніе. Отецъ и внѣ отношенія къ сыну, есть нѣчто для себя; но при этомъ онъ уже не отецъ, а человѣкъ вообще; подобно тому, какъ верхнее и нижнее, лѣвое и правое, даже рефлектированныя въ себя, безотносительно суть нѣчто, но лишь какъ мѣста вообще. Противоположныя содержатъ въ себѣ противорѣчіе постольку, поскольку они въ одномъ и томъ же отношеніи относятся одно къ другому или взаимно снимаются и одно къ другому безразличны. Представленіе, переходя въ моментъ безразличія опредѣленій, забываетъ въ немъ свое отрицательное единство и является тѣмъ самымъ лишь. различнымъ вообще, въ каковомъ опредѣленіи правое уже не есть правое, лѣвое уже не есть лѣвое и т. д. Но поскольку оно дѣйствительно имѣетъ передъ собою правое и лѣвое, оно имѣетъ передъ собою эти опредѣленія, какъ отрицающія себя, одно въ другомъ, и въ этомъ единствѣ вмѣстѣ съ тѣмъ, не какъ отрицающія себя, а каждое, какъ безразлично сущее для себя.
Поэтому представленіе конечно повсюду имѣетъ своимъ содержаніемъ противорѣчіе, но не приходитъ къ сознанію его; оно остается внѣшнею рефлексіею, переходящею отъ равенства къ неравенству или отъ отрицательнаго
Равным образом внутреннее, собственное самодвижение, побуждение вообще (аппетит или пизиз монады, энтелехия абсолютно-простой сущности) состоит не в чём ином, как в том, что нечто в себе самом и недостаточность, отрицательное себя самого, суть одно и то же. Отвлеченное тожество с собою еще не есть жизненность, но так как положительное в себе самом есть отрицательность, то тем самым оно выходит из себя и приводит себя в движение. Таким образом нечто жизненно, лишь поскольку оно содержит в себе противоречие и есть именно та сила, которая схватывает в себя и "сохраняет противоречие. Если же нечто существующее не в состоянии в своем положительном определении вместе с тем перейти в свое отрицательное и удержать каждое из них в другом, обладать в нём самом противоречием, то. это нечто не есть живое единство, не есть основание, но уничтожается через противоречие. Умозрительное мышление состоит именно в том, что оно удерживает противоречие и в нём себя само, а не в том, что, как это свойственно представлению, находится во власти противоречия и дает ему разложить лишь в другое или в ничто свои определения.
Если в движении, побуждении и т. п. противоречие скрыто от представления через простоту этих определений, то, наоборот, в определениях отношений оно проявляется непосредственно. Тривиальнейшие примеры верхнего и нижнего, правого и левого, отца и сына и т. д. до бесконечности, все содержат в себе противоречие. Верхнее есть то, что не есть нижнее; определение верхнего состоит лишь в том, чтобы не быть нижним, и первое есть лишь постольку, поскольку есть второе, и наоборот; в определении заключается и его противоположность. Отец есть другое сына, а сын другое отца, и каждый есть лишь это другое другого; и вместе с тем каждое определение есть лишь в отношении к другому; его бытие есть некоторое состояние. Отец и вне отношения к сыну, есть нечто для себя; но при этом он уже не отец, а человек вообще; подобно тому, как верхнее и нижнее, левое и правое, даже рефлектированные в себя, безотносительно суть нечто, но лишь как места вообще. Противоположные содержат в себе противоречие постольку, поскольку они в одном и том же отношении относятся одно к другому или взаимно снимаются и одно к другому безразличны. Представление, переходя в момент безразличия определений, забывает в нём свое отрицательное единство и является тем самым лишь. различным вообще, в каковом определении правое уже не есть правое, левое уже не есть левое и т. д. Но поскольку оно действительно имеет перед собою правое и левое, оно имеет перед собою эти определения, как отрицающие себя, одно в другом, и в этом единстве вместе с тем, не как отрицающие себя, а каждое, как безразлично сущее для себя.
Поэтому представление конечно повсюду имеет своим содержанием противоречие, но не приходит к сознанию его; оно остается внешнею рефлексиею, переходящею от равенства к неравенству или от отрицательного
