истинномъ изображеніи это изложеніе есть достигнутое покуда цѣлое логическаго движенія бытія и сущности, содержаніе коего не выхвачено извнѣ, какъ нѣчто данное и случайное, равнымъ образомъ не погружено путемъ внѣшней ему рефлексіи въ пучину абсолютнаго, но опредѣлило себя въ немъ черезъ свою внутреннюю необходимость, и, какъ собственное становленіе бытія, равно какъ рефлексія сущности, возвратилось въ абсолютное, какъ въ свое основаніе.
Но это изложеніе само имѣетъ вмѣстѣ съ тѣмъ нѣкоторую положительную сторону, поскольку конечное именно своимъ уничтоженіемъ въ основаніи показываетъ свою природу — быть относимымъ къ абсолютному или содержать абсолютное въ немъ самомъ. Но эта сторона есть нестолько положительное изложеніе самого абсолютнаго, сколько изложеніе опредѣленій, состоящихъ именно въ томъ, что они исчезаютъ въ абсолютномъ, какъ въ своей пучинѣ, и потому также имѣютъ его своимъ основаніемъ, или, иначе, въ томъ, что то, что даетъ имъ, видимости, устойчивость, есть само абсолютное. Видимость есть не ничто, а рефлексія, отношеніе къ абсолютному; или, иначе, видимость есть, поскольку въ ней показывается абсолютное. Такимъ образомъ это положительное изложеніе еще удерживаетъ конечное отъ его исчезновенія и разсматриваетъ его, какъ нѣкоторое выраженіе и образъ абсолютнаго. Но прозрачность конечнаго, дозволяющая абсолютному лишь просвѣчивать въ первомъ, заканчивается полнымъ исчезновеніемъ; ибо въ конечномъ нѣтъ ничего, что давало бы ему какое-либо отличіе отъ абсолютнаго; конечное есть лишь среда, поглощаемая тѣмъ, что показывается въ ней.
Поэтому положительное изложеніе абсолютнаго само есть лишь видимость; ибо то истинно-положительное, что содержитъ его, и излагаемое содержаніе есть само абсолютное. Какія бы ни оказывались дальнѣйшія опредѣленія, та форма, въ коей показывается абсолютное, есть нѣчто уничтоженное, которое принимаетъ изложеніе извнѣ, и въ которомъ оно пріобрѣтаетъ нѣкоторое начало для своего дѣйствія. Такое опредѣленіе имѣетъ въ абсолютномъ не начало свое, а лишь свой конецъ. Потому хотя это изложеніе есть абсолютное дѣйствіе черезъ свое отношеніе къ абсолютному, въ которое оно возвращается, но оно таково не по своей исходной точкѣ, составляющей внѣшнее абсолютному опредѣленіе.
Но въ дѣйствительности изложеніе абсолютнаго есть его собственное дѣйствіе, которое настолько же начинается отъ себя, насколько и приходитъ къ себѣ. Абсолютное, даже какъ лишь абсолютное тожество, есть нѣчто опредѣленное; именно оно опредѣлено, какъ тожественное; такъ положено оно рефлексіею въ противоположность противоположенію и многообразію; или, иначе, оно есть вообще лишь отрицательное рефлексіи и опредѣленія. Поэтому нетолько это изложепіе абсолютнаго есть нѣчто несовершенное, но таково и самое это абсолютное, къ которому изложеніе пришло. Или иначе, то абсолютное, которое есть лишь абсолютное тожество, есть лишь абсолютное нѣкоторой внѣшней рефлексіи. Оно есть поэтому не абсолютно-абсолютное, а абсолютное въ нѣкоторой опредѣленности или аттрибутъ. Но абсолютное есть аттрибутъ нетолько потому, что оно есть предметъ нѣ
истинном изображении это изложение есть достигнутое покуда целое логического движения бытия и сущности, содержание коего не выхвачено извне, как нечто данное и случайное, равным образом не погружено путем внешней ему рефлексии в пучину абсолютного, но определило себя в нём через свою внутреннюю необходимость, и, как собственное становление бытия, равно как рефлексия сущности, возвратилось в абсолютное, как в свое основание.
Но это изложение само имеет вместе с тем некоторую положительную сторону, поскольку конечное именно своим уничтожением в основании показывает свою природу — быть относимым к абсолютному или содержать абсолютное в нём самом. Но эта сторона есть нестолько положительное изложение самого абсолютного, сколько изложение определений, состоящих именно в том, что они исчезают в абсолютном, как в своей пучине, и потому также имеют его своим основанием, или, иначе, в том, что то, что дает им, видимости, устойчивость, есть само абсолютное. Видимость есть не ничто, а рефлексия, отношение к абсолютному; или, иначе, видимость есть, поскольку в ней показывается абсолютное. Таким образом это положительное изложение еще удерживает конечное от его исчезновения и рассматривает его, как некоторое выражение и образ абсолютного. Но прозрачность конечного, дозволяющая абсолютному лишь просвечивать в первом, заканчивается полным исчезновением; ибо в конечном нет ничего, что давало бы ему какое-либо отличие от абсолютного; конечное есть лишь среда, поглощаемая тем, что показывается в ней.
Поэтому положительное изложение абсолютного само есть лишь видимость; ибо то истинно-положительное, что содержит его, и излагаемое содержание есть само абсолютное. Какие бы ни оказывались дальнейшие определения, та форма, в коей показывается абсолютное, есть нечто уничтоженное, которое принимает изложение извне, и в котором оно приобретает некоторое начало для своего действия. Такое определение имеет в абсолютном не начало свое, а лишь свой конец. Потому хотя это изложение есть абсолютное действие через свое отношение к абсолютному, в которое оно возвращается, но оно таково не по своей исходной точке, составляющей внешнее абсолютному определение.
Но в действительности изложение абсолютного есть его собственное действие, которое настолько же начинается от себя, насколько и приходит к себе. Абсолютное, даже как лишь абсолютное тожество, есть нечто определенное; именно оно определено, как тожественное; так положено оно рефлексиею в противоположность противоположению и многообразию; или, иначе, оно есть вообще лишь отрицательное рефлексии и определения. Поэтому нетолько это изложепие абсолютного есть нечто несовершенное, но таково и самое это абсолютное, к которому изложение пришло. Или иначе, то абсолютное, которое есть лишь абсолютное тожество, есть лишь абсолютное некоторой внешней рефлексии. Оно есть поэтому не абсолютно-абсолютное, а абсолютное в некоторой определенности или аттрибут. Но абсолютное есть аттрибут нетолько потому, что оно есть предмет не
