часть разсудка, составляющая познаніе, матерія, должна быть взята откуда-то извнѣ; что поэтому логика, отъ которой эта матерія совершенно не зависитъ, можетъ указать лишь формальныя условія истиннаго познанія, а не можетъ содержать въ себѣ самой реальной истины или быть путемъ къ реальной истинѣ, такъ какъ именно существенное въ истинѣ, содержаніе, лежитъ внѣ ея.
Но, во-первыхъ, неловко уже то выраженіе, что логика отвлекаетъ отъ всякаго содержанія, что она научаетъ лишь правиламъ мышленія, не касаясь мыслимаго и не принимая во вниманіе его свойствъ. Ибо, поскольку мышленіе и правила мышленія должны быть ея предметомъ, она имѣетъ непосредственно въ нихъ свое своеобразное содержаніе; она имѣетъ въ нихъ вторую составную часть познанія, матерію, свойства которой она изслѣдываетъ.
А, во-вторыхъ, тѣ представленія, на которыхъ доселѣ основывалось понятіе логики, частію уже превзойдены, частію же настало время, когда они должны совсѣмъ исчезнуть; точка зрѣнія этой науки должна стать выше, и она сама получить совершенно измѣненный видъ.
Господствовавшее до сихъ поръ понятіе логики основывалось на однажды навсегда предположенномъ въ обычномъ сознаніи раздѣленіи содержанія познанія и его формы, иначе истины и достовѣрности. Во-первыхъ, было предположено, что матерія познанія дана въ себѣ и для себя, какъ готовый міръ внѣ мышленія, что мышленіе само по себѣ пусто, что оно привходитъ къ этой матеріи извнѣ, какъ форма, наполняется матеріею и лишь такимъ путемъ пріобрѣтаетъ содержаніе и становится реальнымъ познаніемъ.
Далѣе эти двѣ составныя части (ибо онѣ должны относиться между собою какъ составныя части, и познаніе — составляться изъ нихъ механически или по большей мѣрѣ химически) приводятся въ такое соподчиненіе, что объектъ есть нѣчто для себя законченное, готовое, совершенно ненуждающееся въ мышленіи для своей дѣйствительности, а, наоборотъ, мышленіе есть нѣчто недостаточное, восполняющееся лишь въ нѣкоторой матеріи и при томъ долженствующее приспособляться къ своей матеріи, какъ мягкая неопредѣленная форма. Истина есть соотвѣтствіе мышленія предмету, и для осуществленія этого соотвѣтствія — ибо послѣдняго нѣтъ въ себѣ и для себя — мышленіе должно подчиняться предмету и сообразоваться съ нимъ.
Въ-третьихъ, такъ какъ различіе матеріи и формы, предмета и мышленія не можетъ быть оставлено въ такой туманной неопредѣленности, но должно быть установлено опредѣленнѣе, то каждой изъ нихъ отводится своя отдѣльная область. Поэтому мышленіе въ своемъ усвоеніи и формованіи матеріи не выходитъ за себя, его усвоеніе и приспособленіе къ послѣдней остается модификаціею его самого, оно не становится оттого своимъ другимъ, и самосознательное опредѣленіе принадлежитъ, сверхъ того, исключительно ему; слѣдовательно, и въ своемъ отношеніи къ предмету оно не выходитъ изъ себя къ предмету, послѣдній остается вещью въ себѣ, просто чѣмъ-то потустороннимъ мышленію.
Эти взгляды на взаимное отношеніе субъекта и объекта выражаютъ собою тѣ опредѣленія, которыя составляютъ природу нашего обычнаго, являющагося сознанія; но эти предразсудки, перенесенные на разумъ, какъ будто и въ немъ
часть рассудка, составляющая познание, материя, должна быть взята откуда-то извне; что поэтому логика, от которой эта материя совершенно не зависит, может указать лишь формальные условия истинного познания, а не может содержать в себе самой реальной истины или быть путем к реальной истине, так как именно существенное в истине, содержание, лежит вне её.
Но, во-первых, неловко уже то выражение, что логика отвлекает от всякого содержания, что она научает лишь правилам мышления, не касаясь мыслимого и не принимая во внимание его свойств. Ибо, поскольку мышление и правила мышления должны быть её предметом, она имеет непосредственно в них свое своеобразное содержание; она имеет в них вторую составную часть познания, материю, свойства которой она исследывает.
А, во-вторых, те представления, на которых доселе основывалось понятие логики, частью уже превзойдены, частью же настало время, когда они должны совсем исчезнуть; точка зрения этой науки должна стать выше, и она сама получить совершенно измененный вид.
Господствовавшее до сих пор понятие логики основывалось на однажды навсегда предположенном в обычном сознании разделении содержания познания и его формы, иначе истины и достоверности. Во-первых, было предположено, что материя познания дана в себе и для себя, как готовый мир вне мышления, что мышление само по себе пусто, что оно привходит к этой материи извне, как форма, наполняется материею и лишь таким путем приобретает содержание и становится реальным познанием.
Далее эти две составные части (ибо они должны относиться между собою как составные части, и познание — составляться из них механически или по большей мере химически) приводятся в такое соподчинение, что объект есть нечто для себя законченное, готовое, совершенно ненуждающееся в мышлении для своей действительности, а, наоборот, мышление есть нечто недостаточное, восполняющееся лишь в некоторой материи и при том долженствующее приспособляться к своей материи, как мягкая неопределенная форма. Истина есть соответствие мышления предмету, и для осуществления этого соответствия — ибо последнего нет в себе и для себя — мышление должно подчиняться предмету и сообразоваться с ним.
В-третьих, так как различие материи и формы, предмета и мышления не может быть оставлено в такой туманной неопределенности, но должно быть установлено определеннее, то каждой из них отводится своя отдельная область. Поэтому мышление в своем усвоении и формовании материи не выходит за себя, его усвоение и приспособление к последней остается модификациею его самого, оно не становится оттого своим другим, и самосознательное определение принадлежит, сверх того, исключительно ему; следовательно, и в своем отношении к предмету оно не выходит из себя к предмету, последний остается вещью в себе, просто чем-то потусторонним мышлению.
Эти взгляды на взаимное отношение субъекта и объекта выражают собою те определения, которые составляют природу нашего обычного, являющегося сознания; но эти предрассудки, перенесенные на разум, как будто и в нём
