ность сравнительно с защитой личности в публичном порядке, должны составить собой особый институт гражданского права.
Что касается исключения из гражданского права семейных отношений, то, допуская еще оправдание для древнейших состояний, предшествующих обособлению семьи из публичного права, оно противоречит явно последующим и современным состояниям гражданского права, когда семья, освобожденная от своих элементов публичного права, выходит решительно из этой области и располагается в рамках гражданского права.
Наконец, еще важный недосмотр господствующего определения области гражданского права составляет исключение из этой области защиты неимущественных интересов. Это исключение является, притом, либо полным, либо ограниченным важнейшими отраслями гражданского права, его вещным и обязательственным правом, где защита неимущественных интересов исключается опять или вполне, или только отчасти. На неправильность полного исключения неимущественных интересов из гражданского права, — исключения, которое отрезывает у него как семейное, так и все право личности, насколько то и другое выступают не в имущественной оболочке, — мы уже указывали, и остановились теперь подробнее на частичном исключении этих же интересов только из институтов вещного и обязательственного права. Этот вопрос требует особенно внимательного рассмотрения уже потому, что он очень спорен в нашей науке и касается самого существа интересов, защищаемых гражданским правом.
Всего менее господствующее учение может быть допущено в форме, данной ему доктриной „общего права“ Германии, которая, не говоря уже о вещном праве, ставит необходимым условием и обязательственного права наличность имущественного интереса не у кого другого, как у каждого кредитора по каждому данному обязательству. Смягченную форму этого учения представляет требование имущественного интереса не у кредитора, а у третьих лиц, когда, напр., я договариваюсь с врачом о том, чтобы он оказывал медицинскую помощь какой-нибудь бедной семье, или приглашаю к себе на вечер певца для увеселения гостей. В обоих случаях я не извлекаю имущественной выгоды от заключенных мною договоров, которые имеют, однако, имущественную ценность для лиц, получающих услуги врача и певца в том смысле, что получаемые ими услуги оплачиваются в обороте деньгами. Но и в форме такого распространенного до неузнаваемости понятия имущественного интереса, требование этого последнего, как условия защиты гражданского права, не может быть признано правильным. Как оспаривать действительность договоров, которые осуществляют только идеальные интересы и вовсе не стремятся к какой бы то ни было имущественной выгоде, т. е. выгоде, добываемой деньгами? Таков был бы, напр.,
