от „неправильного“; он имеет силу для всякого времени и места и обладает свойствами общеобязательности и абсолютности именно потому, что его получают независимо от познаваемого эмпирически и изменчивого в исторических условиях содержания права. На этом различии между формой и содержанием права Штаммлер особенно настаивает и предостерегает от смешения его с вопросами de lege lata и de lege ferenda, т. е. вопросами о существующем и долженствующем праве. Предлагаемый формальный критерий дается разумом при отвлечении от всего эмпирического и уже поэтому может быть применен ко всякому содержанию права: прошлому, настоящему и будущему. Но что̀ собственно содержит в себе этот штаммлеровский формальный критерий или социальный идеал? Ответ получается следующий: так как право имеет своей целью регулирование социальной жизни, то и соответствующий этой цели социальный идеал может состоять только в единстве целей всех тех, кто связан данным правовым общением, другими словами — социальный идеал лежит в „сообществе способных к выражению своей свободной воли людей“ („Gemeinschaft der frei wollenden Menschen“). Отсюда вытекают следующие принципы „правильного права“: 1) каждый, преследуя свои цели, должен быть уважаем другими; 2) каждый должен предоставить и другим участие в благах социальной жизни; 3) ни одна воля не должна быть предоставлена на произвол другой; 4) никто не должен быть произвольно исключаем из правового общения (мы опускаем два менее существенных последствия из обоих первых принципов). Все эти принципы, выдаваемые Штаммлером за последствия идеи „правильного права“, не заключающие в себе никакого условленного средой содержания, представляются на деле связанными этим содержанием. Почему, напр., одна воля не должна быть предоставлена на произвол другой, и никто не должен быть исключаем из правового общения? То и другое происходит без заминок и на основании права при существовании рабства, которое не может быть осуждено во всех условиях исторической жизни. Значит, обе приведенные формулы „правильного права“ можно применять — и то не без значительных ограничений и всегда при соображении целевого момента их содержания — только в связи с этим содержанием, условленном обстоятельствами времени и места. Почему, далее, считать только данные Штаммлером формулы за критерий „правильного права“, а не прибавить к ним еще ряда других формул? Штаммлер не доказал ни исключительного значения своих формул, ни их исключительно формального характера. Так, например, оправдать или осудить с помощью этих формул введение в той или другой стране всеобщего избирательного права или отмену телесного наказания даже за самые дикие преступления? И разве нельзя представить себе юридические нормы, противоречащие штаммлеровским формулам и тем
