— 372 — чаще наталкиваемся какъ въ жизни, такъ н въ текстахъ закона, гдѣ правомъ называютъ или отдѣльные прерогативы индивида, — напр., его право собственности, право требованія и т. д., — или совокупности такихъ же прерогативъ, вытекающихъ изъ общаго источника, — напр., правй семейныя, вещныя, гражданскія, публичныя и т. д. Во всѣхъ этихъ случаяхъ право обнаруживается въ своей активной, уполномачи-вающей функціи, въ противоположность объективному праву, центръ тяжести котораго лежитъ въ пассивной функціи, устанавливающей обязанность повиновенія.
Въ виду различія двухъ указываемыхъ функцій права, не худо было бы различать и названія права въ томъ и другомъ смыслѣ, чтб практикуется отчасти во французской и англійской юриспруденціи, гдѣ право въ объективномъ смыслѣ называютъ часто Іоі, 1а\ѵ, а право въ субъективномъ смыслѣ—droit, right. Но обычное словоупотребленіе примѣняетъ къ праву въ обоихъ смыслахъ одно и то же названіе „ право “ и находитъ свое оправданіе въ томъ, что право въ объективномъ и субъективномъ смыслѣ, насколько первымъ санкціонируется второе, представляютъ собой не два различныхъ понятія, а двѣ стороны одного и того же понятія. Какъ же опредѣляется понятіе субъективнаго права въ современной юриспруденціи?
Господствующее въ ірормальной юриспруденціи опредѣленіе этого понятія таково: субъективное право есть признанное объективнымъ правомъ правомочіе къ дѣйствію. Это —однако, не опредѣленіе, а тавтологія, которая повторяетъ другими словами предметъ, подлежащій опредѣленію. Когда намъ говорятъ, что право есть правомочіе, но не разъясняютъ, чтб такое правомочіе, то мы не узнаемъ ничего новаго о предметѣ, опредѣленія котораго ищемъ. Виндшейдъ опредѣляетъ субъективное право, какъ будто, иначе, когда онъ говоритъ: субъективное право есть власть или господство воли, предоставляемыя объективнымъ правомъ 1). Но это весьма популярное въ современной юриспруденціи опредѣленіе сходно съ предшествующимъ и повторяетъ ту же тавтологію, не разъясняя, чтб слѣдуетъ понимать подъ властью и господствомъ воли. Кромѣ того, опредѣленіе Виндшейда не обнимаетъ собой права, возникающаго внѣ государственнаго установленія, н отличается крайнимъ формализмомъ. Воля безъ отношенія къ обнимаемому ею благу даетъ только внѣшній признакъ права, не указывая на его внутренніе моменты: цѣли и функціи въ жизни. Поэтому приведенное опредѣленіе даже не характеризуетъ субъективнаго права и не разрѣшаетъ вопроса: почему и насколько государство признаетъ то или другое содержаніе воли субъективнымъ правомъ, и почему предметомъ послѣдняго служитъ не всякая, а лишь данная воля. Наконецъ, этому опредѣленію ставилось не разъ въ упрекъ и то, что ‘) Wiudscheid-Kipp, Pand., I, стр. 156.
