различный отъ того, какой ови имѣютъ въ другихъ условіяхъ. Но простое воспріятіе словъ безъ соотвѣтственной логической дѣятельности не можетъ привести къ пониманію смысла закона ужо потому, что слова но обладаютъ объективнымъ содержаніемъ, отдѣлимымъ отъ мысли. Мысль есть внутреннее и субъективное явленіе душевнаго міра, не допускающее объективированія. Слова, на ряду со всякими иными знаками, какъ бы точны они ни были, не даютъ мысли и служатъ при толкованіи только опорными пунктами для воспроизведенія мысли. Грамматическое толкованіе законовъ, если бы оно оставалось вѣрнымъ себѣ и ограничивалось примѣненіемъ правилъ языка, ие вело бы ни къ какимъ результатамъ уже потому, что слова закона могутъ имѣть различный смыслъ, и. кромѣ того, мы вернулись бы съ нимъ къ буквоѣдствѵ до-классической римской или еврейско-талмудической юриспруденціи. Существу толкованія законовъ соотвѣтствуетъ одно логическое толкованіе, понимаемое, однако, не въ смыслѣ охарактеризованнаго выше объектировавія юридическихъ понятій, а только въ смыслѣ слѣдованія законамъ логическаго мышленія и методамъ научной работы. Въ этомъ смыслѣ всякое толкованіе есть вмѣстѣ съ тѣмъ логическое, и правила юридическаго толкованія суть въ то же время правила логики, особенно обязательныя для юристовъ. Поэтому иовыя законодательства, въ числѣ которыхъ мы находимъ какъ Французскій Code сіѵіі. такъ и послѣднее нѣмецкое гражданское уложеніе, и воздерживаются отъ предписанія какихъ бы то ни было правилъ для толкованія законовъ, относя это дѣло къ области вѣдѣнія науки и руководимой ея указаніями судебной практики. Такимъ образамъ, грамматическое и логическое толкованіе суть двѣ различныя стороны одной и той же интерпретативной дѣятельности, и если пѣпотииыс юристы, кань наир., Ьехтеръ, учили, что грамматическая интерпретація опредѣляетъ то. чті» можетъ сказать законъ, а логическая—то. что онъ дѣйствительно говоритъ, то отсюда уже слѣдуетъ, что рѣчь можетъ идти лишь о двухъ элементахъ интерпретаціи, а не о двухъ различныхъ интерпретаціяхъ, и что съ такъ назыв. грамматической интерпретаціей мы не истолковываемъ еще ничего, а только вступаемъ въ процессъ толкованія. цаясь теперь ко второму, духовному моменту закона, мы можемъ сказать, что онъ состоитъ въ цѣли закона (ratio legis), которая такъ же находитъ свое выраженіе въ его словахъ, представляющихъ собою въ этомъ смыслѣ уже не мертвыя слова, а такія слова, въ которыхъ реализуется духовный элементъ закона: его идея и цѣль. Чѣмъ яснѣе при этомъ слова закона, тѣмъ живѣе выступаетъ въ нихъ и его цѣль. Но такъ какъ всякое выраженіе идеи, вслѣдствіе своихъ свойствъ относительности и несовершенства, достаточно отдалено отъ самой идеи, то и цѣль закона не познается вполнѣ изъ его словъ. Она познается изъ потребностей общества, удовлетворяемыхъ путемъ регулированія соотвѣтствующихъ имъ отношеній, и на этихъ полюсахъ, объединяемыхъ даннымъ
